Хозяин поля

Знай, что есть поле, и там растут прекрасные, деревья и травы. Необычайную красоту поля и растений, произрастающих на нем, описать невозможно. Блаженно око, созерцавшее это!

И деревья, и травы – это души, растущие там. Но есть множество обнаженных душ, блуждающих за пределами поля в ожидании чаемого ими исправления, когда каждая из них сможет возвратиться на свое место. Бывает подчас, что и великая душа, от которой зависит немало других душ, покидает пределы поля, и ей трудно возвратиться туда.

Все эти души пребывают в напряженном ожидании хозяина поля, который способен сделать все необходимое для их исправления. Есть души, исправление которых может быть достигнуто, если некто умрет ради этого, или благодаря тому, что некто совершит благое деяние, служа Всевышнему.

Тот, кто хочет, препоясав чресла свои, сам стать хозяином поля, должен быть великим человеком и обладать несравненными качествами. От него требуется стойкость, решимость, отвага, мудрость. И он должен быть величайшим праведником, очень большим цадиком. Бывает, что некто способен завершить деяние исправления только при условии собственной смерти. Но даже для этого надо быть одним из величайших [праведников]. Есть много великих, что и смерть их не помогла достижению цели. Только великий человек, достигший высочайшего [духовного] уровня способен на протяжении своей жизни завершить [исправление душ]. Ведь ему приходится переносить безмерные страдания, тяжкие бедствия постигают его. И это несмотря на то, что, будучи великим праведником и возвышаясь над всеми, он обрабатывает поле именно так, как нужно.

Когда же он удостаивается завершить свой труд исправления душ и водворяет их на место, как хорошо тогда, как прекрасно молиться! Ибо тогда молитва совершенна.

Таков хозяин поля. Он присматривает за деревьями и постоянно поливает их. Он взращивает деревья и производит другие полевые работы. Когда нужно, он увеличивает расстояние между деревьями, чтобы ни одно из них не подавляло другое, расположенное рядом дерево.

Знай, что когда души повинуются воле Всевышнего, они расцветают и приносят плоды. И тогда глаза хозяина поля сияют, они зорки и способны разглядеть все, что необходимо. И тогда поле становится “полем дозорных” [“вперед смотрящих”] (Бэмидбар, 23:14). Но когда волю Всевышнего не исполняют – тогда меркнут глаза хозяина поля. И тогда поле превращается в “поле плачущих” (Охалот, 18), а плач затмевает взор, как сказано: “И снова вернулись тучи после дождя”(Коэлет, 12:2); учителя наши указывают (Шабат, 151 б), что речь в этом стихе идет о том, что слезы застилают взор.

На “поле дозорных” хозяин поля способен вглядеться в каждого, вслушаться в его речь, с тем чтобы все более приближать его к конечной цели – тогда речь его станет совершенна. Всякая речь – это целый мир. И когда человек начинает молиться и произносит слова молитвы, он как бы собирает прекрасные цветы, подобно человеку, который идет по полю и, срывая цветок за цветком, собирает охапки цветов и соединяет их воедино. Продолжая идти, он собирает все новые прекрасные букеты цветов. Точно так же молящийся продвигается от буквы к букве. Объединяя их сначала в слова, а затем присоединяя слово к слову, он завершает первое благословение, потом второе и третье, продвигаясь к концу молитвы “Восемнадцать благословений”. Кто сумеет воздать должное несравненной красоте этого процесса собирания и сочетания, порождающего слова молитвы!

Когда слово рождается – оно исходит из души. Ведь в арамейском переводе стиха: “Да будет человек душою живою” (Брэшит, 2) – слова “душа живая” переведены “душа говорящая”. Звучащее слово воспринимается тем, кто его произносит, как сказано нашими мудрецами: “Дай услышать ушам своим то, что произносишь устами своими” (Брахот, 15).

И вот слово упрашивает и умоляет душу, чтобы та не расставалась с ним. Как только оглашается первая буква бэт слова “Барух” (Благословен), она сразу же обращается к душе с мольбой не оставлять его: “Как можешь ты покинуть меня? Ведь мы неразрывно связаны друг с другом нашей взаимной любовью! Ты созерцаешь прелесть моей красоты, сияние моего великолепия. Как можешь ты оторваться от меня, расстаться со мной? Да, это правда, ты должна продвигаться дальше, ведь тебе предстоит собрать еще другие несравненные сокровища, – но как ты можешь покинуть меня, позабыть меня? Не забывай же меня, не отдаляйся от меня – в любом месте, где бы ты ни оказалась!”

И точно так же каждое последующее слово умоляет душу, удерживая ее в своих объятиях и не отпуская. А ведь молящемуся нужно еще так много высказать до окончания молитвы… И суть состоит в том, что он должен объединить все содержащееся в его молитве воедино так, чтобы в каждом произнесенном слове пребывали все слова молитвы и чтобы от начала ее и до конца она представляла собой единое целое. Произнося последнее слово молитвы, он должен по-прежнему пребывать в ее начале, он должен молиться так, чтобы, завершая молитву, не расстаться даже с первой ее буквой…

И когда глаза хозяина поля сияют, подобные “полю дозорных”, он способен вглядеться в каждого и увидеть, близок ли тот к конечной цели. Но если хозяин поля убеждается в обратном, это означает, что молитва этого человека далека еще от должного совершенства. Он не способен пока что объединить свою молитву воедино; достигнув конца слова, он забывает его начало.

Хозяин поля вглядывается в этого человека и ведет его к конечной цели, к полному единству. Достигнув его, тот оказывается в состоянии наделить свою молитву единством. Придя к завершению молитвы, он пребывает также и в ее начале. И об этом сказано: “Не различай между обычными и конечными буквами указали дозорные [т.е. пророки]” (Шабат, 104а). И делается вывод: “Дозорные установили каково [начертание букв] в начале слова н каково оно в конце слова” (там же).

Дозорные подобны хозяину поля, когда глаза его – “поле дозорных”, когда он способен разглядеть тех, кто близок к конечной цели (в конце молитвы они не расстаются даже с первой ее буквой), и тех, кто далеки от нее и сами являют собой слова. Ибо, дойдя до конца слова, они действительно находятся в конце слова и только. И вот дозорный (хозяин поля) исправляет их и приводит к конечной цели, подобно тому, как некогда дозорные установили различие между обычными и конечными буквами, которое было забыто (со времен Синайского откровения). Ведь именно потому, что эти люди далеки от конечной цели, они забывают начало слова. Молитва их лишена единства. И дозорные им напоминают забытое и исправляют их, и те обретают единство.

Сказано: “В грядущем Святой, благословен Он, соберет хоровод праведников. И будет Он восседать среди них в Ган-Эдэне, а каждый из праведников, указывая на него перстом своим, скажет (Йешая, 25:9): “Вот Властелин наш, – мы уповали на Него, и Он спас нас. Вот Властелин наш, – возвеселимся же и возрадуемся спасению, которое Он даровал нам!” (Таанит, 31).

Хоровод – это радость, сосуд восприятия Торы. Радость приходит к человеку, благодаря сиянию рэшимо – записи, запечатлевшейся в душе тогда, когда страдания были упразднены. Рэшимо напоминает человеку о конечной цели, “указывает на нее перстом”. И ему открывается обновленная Тора, его осеняет радость. Эта радость становится сосудом восприятия Торы, на скрижалях откровения которой слова начертаны перстом Всемогущего (Шемот, 31:18).

Перевод Натана Файнгольда.

О наследии раби Нахмана читайте здесь

Для пожертвования на распространение учения раби Нахмана нажмите здесь