Семь нищих -2

Семь нищих -2
(Продолжение)

 Из «Сказочных историй» раби Нахмана 

Мы продолжаем публикацию одной из самых удивительных историй раби Нахмана «Семь нищих». Он-лайн урок по Сказочным историям – каждый вторник в 18:20 по Иерусалимскому времени (19:20 по Московскому) на сайте breslev.co.il
 
— Я здесь! — раздался вдруг голос. — Я пришел на ваше торжество и принес вам свадебный подарок: долголетие, такое же, как и у меня. Когда-то я пожелал вам дожить до моих лет, сегодня же я дарю вам эти долгие годы. Вы думаете, что я слеп? Ничего подобного! Просто открыто было мне, что время, отведенное этому миру, — меньше мгновения, а раз так, то можно ли увидеть то, что не существует и мига? Потому-то я и выгляжу слепым, что зрение мое — не для этого мира. Я очень стар и в то же время совсем молод; я еще, по существу, и жить-то не начал, хоть и старше всех на свете. Мои слова может подтвердить вам Большой Орел, о котором вы сейчас узнаете.
 И рассказал слепой нищий такую историю:
— Вышли однажды люди в море на кораблях, была там целая флотилия. Вдруг налетела буря и разбила корабли о скалы, людям же удалось спастись. Вышли они на берег, увидели какую-то башню, поднялись на самый верх и нашли там всевозможные яства и напитки, и одежду — все необходимое; все блага мира были представлены в башне, все, что может доставить наслаждение человеку. «Пусть каждый, — предложил кто-то из них, — расскажет какую-нибудь старую историю, которую запомнил еще в ту пору, когда память впервые пробудилась в нем». А поскольку были там люди разных возрастов, решили все предоставить почетное право рассказывать первым самому старшему из них. «Что мне рассказать вам! — произнес тот. — Я помню, как сорвали яблоко с ветки». Почти никто не понял, о чем он говорит, только несколько мудрецов, которые были среди них, сказали: «О-о-о, это очень древняя история!» После этого право рассказывать было предоставлено другому старцу, помоложе первого. Тот воскликнул: «И это древняя история? Я прекрасно помню ее. Но я еще помню горящую свечу!» Отозвались тут остальные мудрецы: «Эта история древнее первой!» Удивились они тому, что второй старец моложе, а история, которую он поведал, древнее. Когда дали слово третьему старцу, который был моложе двух первых, тот сказал: «Я помню, как образовалась завязь плода». «Это еще более древняя история!» — вскричали остальные. Четвертый старец, который, в свою очередь, был моложе предыдущих, сказал: «Я помню, как семя опустили в почву». Пятый, родившийся позже первых четырех, воскликнул: «Я помню тех мудрецов, которые замыслили это семя!» Шестой, еще более молодой, сказал: «Я помню вкус плода в ту пору, когда он еще не облекся в плод». Седьмой сказал:
«Я помню аромат плода еще до того, как плод появился». Восьмой пошел еще дальше: «Я помню форму плода, когда она еще существовала сама по себе».
— Я тоже был там, — продолжил свой рассказ слепой нищий. — Обратился я к ним с такими словами: «Я тоже помню все эти истории, а кроме того, я помню Ничто». «Вот это — самая древняя история, — воскликнули мудрецы, — древнее всех!» Дивились они, что какой-то ребенок помнит больше, чем остальные. Тем временем прилетел Большой Орел, постучал клювом в стену башни и сказал:
 «Довольно вам нищенствовать! Вспомните о вашем богатстве, пользуйтесь своими сокровищами!» Повелел он мудрецам покинуть башню по очереди, по старшинству: первым должен был выйти самый старший, самый молодой — последним. Мне он приказал выйти прежде всех: несмотря на то, что я был ребенком, я оказался, по сути, старше остальных. Меня, самого молодого из всех, он вывел в первую очередь, а самого древнего старика — последним: ведь я, самый юный, оказался старше других, ибо рассказал самую старую историю, а тот старец, как выяснилось, был моложе всех нас. И сказал нам Большой Орел: «Я растолкую вам смысл всех историй, которые вы услышали. Тот, кто заявил, что помнит, как сорвали яблоко с ветки, говорил на самом деле о том, что помнит даже то, как ему перерезали пуповину. Второй, сказавший, что помнит горящую свечу, вспомнил о чудесном сиянии, которое видел, когда еще находился в материнской утробе. Тот, кто поведал о том, что помнит, как образовалась завязь плода, имел в виду, что помнит даже тот момент, когда его тело только начало обретать форму. Следующий, говоривший о том, что помнит то мгновение, когда семя было посеяно, вспоминал самый момент оплодотворения. Пятый, который рассказал, что помнит мудрецов, замысливших это семя, подразумевал, что помнит даже то время, когда капля семени еще находилась в мозгу (ибо именно там оно зарождается). Тот, кто запомнил вкус плода, говорил на самом деле о душе; рассказавший, что запомнил его аромат, — о духе; запомнивший форму его — о душе на ее высшем уровне. А ребенок, сказавший, что помнит Ничто, — стоит над всеми вами, ибо все три уровня души уходят своими корнями в Ничто… Возвращайтесь к вашим разбитым кораблям, — сказал нам Большой Орел, — они не что иное как плоть ваша, которая теперь восстановится. Возвращайтесь к ним!» И Большой Орел благословил нас. Потом он обратился ко мне: «А ты отправишься со мной, ибо ты подобен мне, старцу: несмотря на свою молодость, несмотря на то, что ты, по сути, и жить-то не начал, ты древний старик. И я такой же, как и ты: я стар и одновременно юн».
— А сейчас, — сказал слепой нищий молодым, — дарю я вам в подарок к свадьбе долголетие, чтобы прожили вы столько, сколько я.
 И продолжали все пировать в еще большей радости и веселье.
На второй день свадебного пира, продолжавшегося неделю, вспомнили молодые второго нищего, глухого, который накормил их хлебом, и опечалились.
— Ах, если бы он оказался сейчас с нами! — воскликнули они сквозь слезы.
— Я здесь! — послышался вдруг голос, и вошел тот самый глухой, о котором они тосковали.
Бросился он к ним с распростертыми объятиями, расцеловал обоих и сказал:
— Вот вам мой свадебный подарок: будете вы такими же, как я, и проживете такую же хорошую жизнь. Когда-то я благословил вас на это, а сегодня дарю вам счастливую судьбу. Вы думаете, что я глух? Ничего подобного! Я глух только к этому миру, который недостоин того, чтобы внимать ему. Всякий звук в нем — это вопль обделенного, жалоба нуждающегося. Даже каждая радость вызвана тем, что кто-то получил желаемое. Мир этот — ничто для меня, и не слышны мне его вопли, ибо я живу, ощущая всю полноту бытия. В чем оно, богатство мое? В хлебе и воде, которыми я питаюсь. А то, что жизнь моя и впрямь богата, может вам подтвердить Страна Изобилия. Есть на свете страна, сокровища которой неисчислимы. Собрались однажды ее жители-богачи, и каждый стал с гордостью рассказывать о том, чем именно богата его жизнь. Обратился я к ним с такими словами: «Я живу лучшей жизнью, чем вы. Если хотите доказать мне обратное — попробуйте помочь жителям одной страны. Есть в стране этой сад, в котором когда-то росли разные плодовые деревья, и не было на свете такого вкуса, которым не обладал бы один из росших на них плодов. Все ароматы, которые только существуют в мире, можно было обонять в том саду; росли там цветы всех форм и оттенков, какие только бывают на свете. Все было там, в этом саду; присматривал за ним садовник, и благодаря чудесному саду жизнь в этой стране была счастливой. И вдруг садовник исчез, и сад остался без присмотра. Некому стало заботиться о нем, и все, что там росло, как и следовало ожидать, погибло. Несмотря на это, людям могло бы хватить и того, что давали им дикорастущие деревья и другие растения этого сада, но тут вторгся в их страну жестокий царь-завоеватель; самим жителям он не мог причинить никакого вреда, однако при нем исчезли последние следы того счастья, которое приносил сад народу. Сам сад царь при этом не тронул, но, покидая страну, оставил в ней три отряда своих слуг, каждому из трех дал особое задание, и слуги выполнили их. Один из отрядов добился того, что жители этой страны потеряли способность чувствовать истинный вкус пищи — любая еда, которую они пробовали, отдавала тухлятиной, им казалось, что они едят падаль. Другому отряду удалось испортить обоняние людей: любой аромат, который они вдыхали, казался им отвратительным запахом смолы гальбан. Третий отряд ухитрился испортить людям зрение; потускнели их глаза, и все, на что они обращали взгляд, виделось им как бы сквозь туманную дымку.
— И сказал я богачам, — продолжил свой рассказ глухой нищий: «Помогите жителям этой страны, если жизнь ваша так полна и богата! Но я утверждаю, что помочь им вы не сможете; более того — как бы и с вами не приключились те же самые беды». Поднялись тогда богачи и отправились в ту страну, и я вместе с ними. И в дороге каждый наслаждался своим счастьем, ибо все взяли с собой свои сокровища. По мере приближения к этой стране почувствовали богачи, что их зрение и обоняние начали портиться и что стали терять они способность воспринимать истинный вкус пищи. Сказал я им тогда: «Если уже сейчас, когда вы еще не вошли в страну, начались эти беды, то что же будет, когда вы доберетесь до места? Как же вы сможете помочь этим людям?» Достал я свой хлеб и воду и дал им. В этом хлебе и в этой воде они ощутили все вкусы и ароматы, какие только есть в мире, и вернулось к ним истинное зрение, и обоняние, и способность воспринимать вкус еды. Все чувства их восстановились. А тем временем жители той страны, в которой был сад, стали искать пути к своему спасению и излечению. Вспомнили они о Стране Изобилия, пришла им в голову мысль, что исчезнувший садовник, благодаря которому они жили счастливо, одного происхождения с благоденствующим народом той страны, и решили они обратиться к тем людям за помощью. Так они и поступили: послали в Страну Изобилия гонцов. Отправились гонцы в путь и встретились по дороге с богачами, которые шли им навстречу. «Куда вы направляетесь?» — спросили их богачи. «В Страну Изобилия, — ответили гонцы. — Хотим попросить у ее жителей помощи». «Мы сами из этой страны! — воскликнули богачи. — Мы как раз к вам и идем!» Тут я вмешался и сказал гонцам: «Вам нужен я». А потом я обратился к своим спутникам: «А вам не следует идти в их страну, помочь им вы все равно не сможете — ведь еще до того, как вы пришли туда, с вами приключилось то же самое, что и с ними. Что же будет, когда вы доберетесь до места? Оставайтесь-ка тут, а я пойду с этими посланцами к их народу и помогу ему».
Отправились мы в путь, и пришли в ту страну, и оказались в каком-то городе. Увидел я там людей, беседовавших на улице. Один из них рассказывал что-то смешное; стали подходить к ним прохожие, и собралась большая толпа. Все перебрасывались шутками и хохотали. Прислушался я к ним и понял, что рассказывают они похабные анекдоты. Один говорит какую-то мерзость, другой добавляет к этому свое, еще более изощренное, все гогочут от удовольствия — в общем, ведут себя так, как это свойственно пустым людям. Ушли мы оттуда и попали в другой город. Увидел я там двух людей, которые спорили по поводу какой-то сделки между ними. Нашли они себе судей, и те постановили, что один из них прав, а другой виноват. Вышли оба от судей и вновь стали спорить. Решили они, что будут судиться вновь, и договорились обратиться к другому суду. Выйдя потом на улицу, вновь разругались они, отправились искать новый суд — и склока эта продолжалась до тех пор, пока весь город не оказался вовлеченным в нее. Увидел я: произошло это потому, что невозможно найти в этой стране правду. Один, избранный судьей, перевирает закон и выносит решение в пользу своего человека; тот в благодарность за это, когда судит сам, отвечает благодетелю тем же; все они — мздоимцы и обманщики. Увидел я вместе с тем, что в стране этой царит разврат, что блуд стал для ее жителей обычным делом и его перестали стыдиться. Сказал я им, что испортилось у них зрение и обоняние и утеряли они способность чувствовать истинный вкус пищи вследствие того, что жестокий царь-завоеватель оставил в их стране три отряда своих слуг, приказав им ходить по ней из конца в конец и привести ее к гибели, уча народ дурному. Одни из них крутились среди людей и в разговорах между собой сквернословили; вскоре стали сквернословить в этой стране все, и оттого-то утратили люди способность чувствовать настоящий вкус того, что ели, — все казалось им, что они едят падаль*. Другие слуги жестокого царя приучили людей к мздоимству от этого и испортилось у жителей страны зрение и стали они видеть все как бы сквозь туманную дымку, ибо сказано: «Мзда ослепляет мудрых». Благодаря третьим привился в народе разврат, и потому испортилось у людей обоняние**. Обратился я тогда к народу с такими словами: «Должны вы очистить свою страну от этих трех грехов. Схватите слуг этого жестокого царя и прогоните их. И если вы поступите так, то обещаю вам: исправятся и зрение ваше, и обоняние, и снова будете вы чувствовать истинный вкус пищи; более того — и садовник ваш пропавший найдется!»
(• Игра слов: на иврите «невела» — «вкус падали во рту», «нибуль-пе» -«сквернословие».
** Игра слов: существительное «ниуф» — «разврат» связано «аф» — «нос».)
Послушались они меня и стали очищать страну от этих трех пороков. Разыскали они царских слуг; схватив подозрительного человека, спрашивали они его: «Откуда ты?» — и, выяснив, что он — один из тех, гнали его вон. Так переловили они всех и избавились от слуг жестокого царя, и очистили страну от трех страшных грехов. Между тем объявился в тех краях человек, утверждавший, что он и есть тот самый садовник; все считали его сумасшедшим. Люди прогоняли его, бросая камни вслед тому, кого принимали за юродивого. Прошло сколько-то времени, и в народе стали сомневаться: а вдруг он и вправду настоящий садовник? Пошли за ним и привели его ко мне. Сказал я им:
 «Несомненно, это он и есть!»
— Теперь вы видите, — обратился нищий к молодым, — то, что жизнь моя полна и богата, может подтвердить вам Страна Изобилия, потому что я помог жителям страны, в которой был сад. Дарю я вам сейчас свою счастливую судьбу.
 Снова стали все пировать и веселиться, и молодые были несказанно рады:  первый нищий подарил им долголетие, а второй — счастье.
 И так все нищие, которых они встретили в лесу, приходили один за другим на их свадьбу, и каждый из них дарил им то, на что давал раньше свое благословение, желая мальчику и девочке стать такими же, как он сам.
На третий день вновь затосковали молодые и стали плакать: вспомнили они третьего нищего, заику.
— Ах, если бы он сейчас оказался здесь! — восклицали они.
— Вот и я! — услышали тут все голос вошедшего заики.
 Бросился нищий к молодым и стал обнимать и целовать их. И сказал он:
— Когда-то я благословил вас, пожелав стать такими, как я. Сегодня же я дарю вам свою судьбу как свадебный подарок. Вы думаете, что я заика? Это вовсе не так. Просто мне тяжело произносить слова этого мира: в них нет хвалы Всевышнему, и они далеки от совершенства; потому-то я и заикаюсь, когда говорю с людьми. На самом же деле я вовсе не заика, наоборот — я прекрасно владею речью, никто в мире не может в этом сравниться со мной. Когда я рассказываю притчи и сказки и пою песни, все живое замирает, слушая меня, ибо в речах моих — вся мудрость мира. Это может подтвердить великий человек, имя которого Человек Истинной Доброты.  И третий нищий поведал такую историю:
— Однажды собрались вместе все прославленные мудрецы, и каждый рассказывал другим о том, чем он знаменит среди людей: один придумал, как добывать железо из руды, другой изобрел способ добычи разных других металлов, третий придумал, как добывать серебро, и считал свое открытие самым важным, четвертый нашел способ добычи золота, пятый изобрел огнестрельное оружие, шестой хвалился тем, что может добывать металлы не путем извлечения их из руд, а совершенно особым способом, седьмой прославился еще чем-то… Ведь в мире, как известно, существует множество вещей, применение которым нашла наука, — селитра, к примеру, из которой делают порох. Когда все мудрецы, кроме одного, закончили рассказывать о своих достижениях, поднялся этот последний и сказал: «Я мудрее всех вас, ибо я умен, как день, в котором двадцать четыре часа». Никто из мудрецов не понял, что он хотел сказать этим. «Если сложить всю вашу мудрость, пояснил он, — она составит не более часа из суток. Любая из наук уходит своими корнями в один из дней Творения — тот самый, в который были созданы предметы, рассматриваемые этой наукой. И каждая из них, в сущности, представляет собой знание о том, как и из чего составлена определенная вещь; а тот день, когда эта вещь была создана, включает в себя соответствующую премудрость. Несмотря на это, тот, кто обладает истинной мудростью, может заключить все эти премудрости в один-единственный час. Я же, в отличие от вас, — вновь похвалился мудрец, — умен, как целые сутки».
— Спросил я его, — продолжал свой рассказ нищий: «Какому дню Творения соответствует твой ум?» Воскликнул тот: «Вот этот человек умнее меня! Его вопрос доказывает это. И все же — вот вам мой ответ: я умен, как любой день, какой бы вы ни избрали».
 «Но если так, — сказал тут раби Нахман, непонятно, почему тот, кто задал вопрос, умнее того, кто наделен мудростью всех дней творения. Ответ на это дает следующая история».

— Человек Истинной Доброты, о котором я вам говорил, — сказал нищий собравшимся, — поистине великий муж; и я хожу по свету в поисках истинного добра, а потом приношу ему все, что нашел. Дело в том, что время существует не само по себе: оно тоже результат Творения, как и все остальное в мире. А материал, из которого оно создано, — истинная доброта. И вот собираю я крупицы добра, приношу их тому великому человеку, и благодаря этому время продолжает свой ход… Есть в мире одна гора, а на вершине ее — камень, и бьет из этого камня родник. А у каждой вещи, скажу я вам, — свое сердце; есть оно и у всего мира в целом и имеет человеческий облик. И в ногте на мизинце ноги его больше сердечности, чем в сердце любого творения. Так вот, гора эта с родником на ней находится на одном краю света, а сердце мира — на противоположной стороне, и все время мечтает сердце добраться до родника, и влечение это сердечное велико и непреодолимо. Не смолкая, кричит сердце о жажде своей, и родник, в свою очередь, стремится к нему. Сильнейшие муки терзают сердце, и тому есть две причины: во-первых, солнце, которое нещадно палит, иссушая сердце в наказание за то, что стремится оно к роднику, а во-вторых, неутолимая жажда, которая постоянно его терзает. Совсем иссохло сердце от жажды и непрестанно кричит о том, как страстно мечтает оказаться у родника. А когда жестокий жар и жажда становятся совсем невыносимыми и сердце молит о передышке, появляется откуда ни возьмись огромная птица и простирает над ним свои крыла, заслоняя его от солнца. Это дает сердцу возможность перевести дух; однако и во время отдыха смотрит оно в сторону той горы и тоскует о роднике. Что же мешает добраться до него сердцу? Дело в том, что как только делает оно первый шаг — и вершина горы, и родник скрываются из поля зрения, и перед ним — только горный склон. А не видя их вдали, засыхает сердце, ибо все его существование зависит от родника, который постоянно должен находиться перед его взором. И так всегда: пока оно на месте, видна ему вершина горы, но стоит ему сделать первый шаг — сразу же и она, и родник скрываются из виду. Бедное сердце может, не дай Б-г, погибнуть, и если это случится, то перестанет существовать весь мир — ведь оно дает жизнь всем творениям на свете, и может ли выжить мир, оставшись без сердца? Вот почему не в состоянии сердце добраться до родника, и одно лишь остается ему: кричать со своего конца света о том, что мечтает оно оказаться на вершине горы. А родник тот — вне времени. Вы спросите: как же он существует в этом мире, где время властвует над всем? Это становится возможным потому, что сердце мира день за днем дает роднику в подарок новые сутки; и когда они истекают, подходит к концу и срок жизни родника в этом мире; а если бы родник, не дай Б-г, покинул этот мир — погибло бы и сердце, и мир прекратил бы свое существование. И каждый раз, когда день клонится к вечеру, прощаются сердце и родник друг с другом, рассказывают один другому притчи, сказки и поют песни; необыкновенно прекрасны слова этих сказок, песен и притч, и пронизаны они великой тоской и огромной любовью. Наблюдает за ними Человек Истинной Доброты и всегда приходит им на помощь: когда подходит день к концу и время родника истекает, как только появляется опасность, что он исчезнет, и сердце зачахнет, и, не дай Б-г, погибнет весь мир, — дарит сердцу Человек Истинной Доброты один день, а то, в свою очередь, дарит его роднику. И продолжает существовать родник, и сердце живет благодаря ему. А когда приходит этот новый день, он приносит с собой свои прекрасные сказки и песни, в которых — вся мудрость мира. И все эти дни отличаются друг от друга: есть среди них субботы и будние дни недели, причем среда, к примеру, не похожа на вторник, первые дни месяцев и праздники, и каждый из них приходит с песнями, соответствующими этому дню. И все время, которым распоряжается Человек Истинной Доброты, появилось у него благодаря мне, ибо я хожу по свету и собираю крупицы добра, и это дает времени возможность никогда не прекращаться. Потому-то я и умнее того мудреца, который похвалялся тем, что умен, как любой из дней Творения, какой бы ни выбрали, ведь время, вместе со всей мудростью, заключенной в нем, существует благодаря мне.
— Теперь вы видите, — сказал нищий молодым, — сам Человек Истинной Доброты может засвидетельствовать, что я умею рассказывать сказки и петь песни, в которых вся мудрость мира, ведь все дни со своими песнями, притчами и сказками приходят в мир благодаря мне. Примите же теперь в свадебный подарок мою мудрость!  И снова продолжили все свой веселый пир.
Проснувшись на четвертый день, вспомнили молодые прошлое и затосковали о кривошеем нищем.
— Вот и я! — раздался тут его голос среди собравшихся. — Когда-то я благословил вас, пожелав стать такими же, как я, а сегодня дарю вам свою судьбу в подарок к свадьбе. Вы считаете меня кривошеим, однако это не так:  на самом деле шея моя пряма и красива. Но в мире вокруг нас немало глупости, и я специально искривляю шею свою, чтобы не выпускать в него свое дыхание через горло. В действительности же горло мое прекрасно, и обладаю я чудесным голосом: умею я подражать всем звукам, какие только существуют на свете. А подтвердить все это могут жители Музыкальной Страны, в совершенстве владеющие искусством пения и игры на музыкальных инструментах. Даже маленькие дети там обладают этим умением — все до единого. Самый посредственный из них был бы в любом другом государстве выдающимся
музыкантом. И царь этой страны, и его придворные, и оркестранты из простонародья — все достигли больших высот в этом искусстве. Собрались однажды там мудрейшие из мудрых, и каждый стал хвалиться перед другими своим умением играть: один — на одном музыкальном инструменте, второй — на другом, третий — на третьем, четвертый — на нескольких, а пятый — на всех, какие только есть на свете; шестой хвалился, что умеет голосом своим подражать звукам одного музыкального инструмента, седьмой — что может имитировать звучание другого, восьмой — что в состоянии изобразить своим голосом игру целого оркестра. Еще один хвалился тем, что может подражать барабанной дроби; другой — что звук его голоса подобен пушечному выстрелу…
— Я тоже был там, — продолжал кривошеий, — и сказал я им: «Мой голос — лучше ваших. А если вы хотите доказать мне обратное — что в этом вас невозможно превзойти, — попробуйте помочь жителям двух стран, о которых я вам расскажу. Страны эти находятся за тысячу верст друг от друга, но жители обеих, когда наступает ночь, не могут уснуть. Все — мужчины, женщины и дети — начинают рыдать и плачут до рассвета. Потому рыдают они, что слышат с наступлением сумерек чей-то плач, и сами не могут удержаться от слез. Так горько плачут они, что могут разжалобить и камень. Может быть, вам удастся помочь этим людям своим искусством, а если нет — по крайней мере, испробуете его, подражая тому загадочному плачу». «Веди нас туда!» — сказали они мне, и мы отправились в путь. Пришли мы в одну из этих стран и с наступлением сумерек услышали жалобный плач. Зарыдал тут вокруг нас весь народ той страны, и спутники мои вместе с ним. «Как вы думаете, — спросил я их, — что это за голос такой, кому принадлежит он?» «А сам-то ты знаешь?» спросили они меня. «Знаю. Есть на свете две птицы, самец и самка, — единственная в мире пара. Пропала однажды самка; долго искал ее самец, но не мог найти. Она тоже искала своего возлюбленного, но безуспешно. Отчаялись птицы и бросили поиски. Стал каждый из них жить там, куда его судьба занесла. Самец устроил себе гнездо неподалеку от одной из этих стран, на расстоянии птичьего голоса, а самка — поблизости от другой страны. И когда наступает ночь, начинают рыдать оба: он тоскует о ней, а она — о нем. Это и есть тот жалобный плач, который слышен в тех странах, из-за него-то и рыдают их жители и не могут заснуть до утра». Не поверили они мне и спросили: «Можешь ли ты привести нас к тому месту, где свила себе одна из этих птиц гнездо?» «Могу, — ответил я. — Только как вы дойдете до него? Ведь уже здесь, заслышав этот жалобный голос, вы начинаете плакать! Что же будет, когда вы попадете на место? Вы потеряете рассудок! Хотя этот плач раздается только ночью, нельзя попасть туда и днем: царит там такая радость, что тоже может свести человека с ума. Слетаются к самцу и к самке множество других птиц, чтобы утешить разлученных, вселить в их сердца радость и надежду, убедить их, что они еще встретятся вновь. Днем начинается там такое веселье, что слышать все это выше человеческих сил. Радостную птичью разноголосицу люди могут услышать, только подойдя совсем близко к гнезду; плач же разносится далеко вокруг. Потому-то и уверен я, что вы туда не дойдете». «А сам-то ты можешь что-нибудь сделать для разлученных птиц?» — спросили они меня. «Могу, — ответил я. — Я умею подражать всем звукам, какие только можно услышать в мире. Кроме того, я в состоянии так направлять звук, что он не будет слышен поблизости от меня, зато раздастся вдалеке рядом с тем, кому он предназначен. Поэтому могу я направить голос самки к самцу и наоборот, и благодаря мне они вновь встретятся». Ну, сами посудите — можно ли поверить в такое?.. Повел я своих спутников в лес. Услышали они вдруг доносившийся издалека скрип открываемой двери и лязг засова, ружейный выстрел, крик охотника, посылающего собаку за добычей и тяжелое дыхание пса, бегущего по глубокому снегу. Стали они озираться, но никого не было вокруг, посмотрели на меня — я молчал. Убедились мои спутники, что я говорил им правду…
Здесь в истории р. Нахмана пропуск; очевидно, он полагал, что тем, кто слушал его, нетрудно было догадаться самим, чем все кончилось.
— Теперь вы видите, — закончил свой рассказ нищий, что жители Музыкальной Страны могут подтвердить, что у голоса моего есть чудесное свойство — подражать всем звукам, которые только есть на свете. Примите это мое умение как свадебный подарок и будьте такими, как я.
 И снова продолжали все праздновать и веселиться.
На пятый день веселого празднества вспомнили молодые горбатого нищего:
— Ах, почему он не с нами! — сокрушались они. — С ним вместе нам было бы еще веселее!
— Я здесь! — раздался вдруг чей-то голос, и вошел тот самый горбун. — Я пришел на вашу свадьбу!
Стал он обнимать и целовать молодых, а потом сказал им:
— Когда-то я благословил вас, пожелав, чтобы вы стали такими, как я. Теперь же я даю вам свою судьбу в подарок. На самом деле я вовсе не горбат, наоборот: у меня прямая спина и широкие плечи, обладающие особенностью, которую мудрецы называют «малое, которое заключает в себе великое», и подтвердить это может следующая история.
— Однажды, — начал нищий свой рассказ, — все люди, гордившиеся этим своим свойством, собрались вместе, и каждый похвалялся им перед остальными. Все слушали друг друга внимательно и благосклонно, и лишь один вызвал смех всех присутствовавших: он хвалился, что его собственный разум — это и есть то «малое, которое заключает в себе великое», ибо вмещает в себя знание о многих тысячах людей, обо всем, что происходит с каждым из них: об их нуждах, привычках, поступках, их жизни и судьбе. Раз такая малость, как мозг, утверждал он, способна вместить в себя сведения о таком множестве людей, то о нем вполне можно сказать, что он «малое, которое заключает в себе великое». Смеялись над ним остальные и говорили ему: «Все эти люди — ничто, значит и все знания твои — ничто!» Один из них рассказал, что нечто подобное видел и он. Проходил он однажды поблизости от горы, заваленной нечистотами, и никак не мог взять в толк, откуда там могло появиться такое их количество. Тут увидел он человека, который сказал ему: «Это все — от меня. Я живу поблизости и справляю на этой горе свои надобности». «Выходит, — заключил рассказчик, — что этот человек и есть то малое, которое заключает в себе великое, раз эта гора нечистот появилась благодаря ему одному. Так что история моя ничем не отличается от предыдущей».
— Другой, — продолжал рассказывать нищий, говорил, что владеет участком земли, на котором растут плодовые деревья, приносящие огромный урожай — такой большой, что всех владений его недостаточно, чтобы уместить на них снятые с деревьев плоды. Понравилась всем остальным эта история, согласились они, что речь в ней и впрямь идет о «малом, которое заключает в себе великое». Еще один поведал о том, что есть у него замечательный плодовый сад, куда летом съезжаются множество простых людей и вельмож, чтобы полюбоваться его красотою. И поистине чудо, что сад этот вмещает такое количество посетителей, которое по всем расчетам никак не мог бы вместить. И этот рассказ произвел впечатление на всех собравшихся, и решили они, что и в нем говорилось о «малом, которое заключает в себе великое». Следующий заявил о своем умении говорить так, что его речь — это тоже малое, которое заключает в себе великое». Служит он секретарем у великого царя, к которому является множество народа: один — чтобы воспеть хвалу владыке, другой — со своей просьбой… Царь, конечно, не в состоянии выслушать каждого. «Я, — сказал секретарь, — сокращаю все их тирады до нескольких слов и вкратце передаю царю все их содержание. Значит, моя речь — это и есть малое, которое заключает в себе великое». Потом выступил человек, утверждавший, что его молчание — это «малое, которое заключает в себе великое». Есть у него изрядное число недругов, которые злословят по его адресу и клевещут на него, — но у него один-единственный ответ на все их нападки и упреки: молчание. Потому-то оно и есть «малое, которое заключает в себе великое». Другой сказал, что это «малое» — он сам: «Живет на свете один слепой нищий гигантского роста. Я, хоть и невысок, служу этому нищему слепцу поводырем — ведь он может поскользнуться и упасть, если его не будут поддерживать. Потому-то я и есть малое, которое заключает в себе великое».
— И я был там, — продолжал свою историю горбатый нищий, — и сказал я им: «Действительно, каждый из вас поведал о малом, заключающем в себе великое. Мне известно, что именно при этом подразумевал каждый из вас — даже последний рассказчик, поводырь у слепца-великана; он, поводырь этот, — выше вас всех. Однако я — еще выше. Тот, кто хвалился, что служит у великана поводырем, говорил на самом деле о том, что ведет луну по ее орбите: луну называют слепой, потому что сама она не светит, а лишь отражает солнечный свет, и нищей, ибо все сияние свое она получает как подаяние от солнца. И этот человек невысокого роста направляет огромную луну по ее пути, а без нее весь мир не может существовать, он нуждается в ней. Таким образом, он, несомненно, — малое, которое заключает в себе великое. И все же я — выше всех, в том числе и его. И вот доказательство этому. Собрались как-то вместе люди, которые заметили, что каждое животное предпочитает укрываться в тени определенного дерева и у каждой птицы есть своя излюбленная ветка — единственная, на которую она садится для отдыха. Решили эти люди выяснить, существует ли в мире такое дерево, в тени которого хотели бы укрыться все звери и на ветвях его — отдыхать все птицы. Стало известно им, что такое дерево на свете есть и наслаждение, которое все испытывают подле него, безгранично. Решили они отправиться к этому дереву, у которого, по слухам, собираются все звери и все птицы и никому из них не грозит никакая опасность от соседа — все животные, какие только есть на свете, мирно играют там друг с другом. Когда стали люди выяснять, в какую сторону идти, чтобы добраться до этого дерева, разгорелся между ними спор, в котором никто не мог одержать победу. Один утверждал, что надо идти на восток, другой звал всех на запад, у третьего было свое мнение, у четвертого — свое; никому из них не был известен единственно правильный путь к дереву. Подошел к ним тут один мудрец и сказал: «Вместо того, чтобы спорить, в какую сторону идти, выясните сначала, какими качествами должен быть наделен человек, который сможет добраться до этого дерева, ибо такое удастся не каждому, а лишь тому, кто обладает тремя свойствами, присущими самому дереву. Держится оно на трех корнях: вере, б-гобоязненности и смирении, а ствол дерева — Истина, и из него выходят ветви во все стороны. И сможет добраться до него лишь тот, кто обладает теми же качествами, что и это дерево». Далеко не все из тех, к кому обратился мудрец, обладали названными свойствами, но были эти люди очень дружны и любили друг друга и не хотели разделяться на две группы — на тех, кто пойдет к дереву, и тех, кому суждено остаться. Решили они подождать, пока каждый из них не выработает в себе эти качества, а потом уже отправиться в путь всем вместе. Так они и поступили. И когда все выработали в себе три необходимых свойства, оказалось, что и разногласия по поводу выбора направления исчезли: все пришли к единому мнению и отправились в путь. Так шли они, пока вдали не показалось то самое дерево. Присмотрелись они к нему и увидели, что дерево это не находится в каком-то определенном месте и вообще оно — вне пространства. А если это так, то как добраться до него? А я был среди них и сказал им: «Я — тот, кто может привести вас к этому дереву, хотя оно и существует, не занимая никакого места в пространстве. Самостоятельно вам не удастся подойти к нему, ибо самое большее, чего можно достичь в этом мире, — добиться того, чтобы малое вместило в себя великое. Но в любом случае необходимо какое-то определенное, пусть даже крошечное место в пространстве, которое приняло бы в себя это великое. Я же обладаю способностью вмещать великое в то, что можно назвать границей пространства, гранью между пространством и его отсутствием; эта способность подводит непосредственно к тому, что находится вне пространства. (То есть, с одной стороны, нельзя сказать, что великое, которое я вмещаю в себя, находится вне пространства, с другой нет в пространстве определенного места, где бы оно находилось.) Потому-то я в состоянии помочь вам выйти за пределы пространства и добраться до этого дерева». Так я и поступил, и эти люди могут подтвердить, что оттого я и горбат, что обладаю абсолютной способностью вмещать великое в малое. Дарю я вам это свое свойство, чтобы стали вы такими же, как и я.
 Снова стали все пировать и веселиться.
На шестой день гулянья вновь затосковали молодые:
— Ах, если бы был сейчас с нами безрукий нищий!
— Я здесь! — раздался вдруг голос, и вошел тот, кого они так хотели видеть.
— Я пришел на вашу свадьбу.
 Заключили они его в объятия, расцеловал он обоих и сказал:
— Вы считаете меня безруким калекой? А я вовсе не калека и не безрукий! Руки у меня есть, и необычайно сильные. Однако для земных дел нет им применения. Они нужны мне для другого. И это может подтвердить Водяной Замок.
— Однажды, — начал нищий свой рассказ, — собрались вместе несколько человек, и я был среди них, и каждый хвалился силой и проворством своих рук. Один утверждал, что руки его настолько крепки и ловки, что он может вернуть обратно стрелу, выпущенную им из лука. «Какую именно стрелу ты можешь возвратить? — спросил я его. — Есть десяток стрел, для которых существуют десять различных ядов. Перед тем, как выпустить стрелу, ее смазывают одним из них — в зависимости от того, какой вред хотят причинить тому, в кого стреляют; каждый последующий из этих ядов сильнее предыдущего. Так какую стрелу ты можешь вернуть, смазанную каким ядом? Способен ли ты сделать это лишь до того, как она попала в цель, или и после этого?» Ответил он мне:
 «Могу вернуть ее даже после того, как она попала в цель», — и сказал, какую именно стрелу он в состоянии возвратить. Тогда я заявил ему: «Не удастся тебе вылечить дочь царицы, раненную десятью стрелами, если способен ты вернуть только ту стрелу, которая смазана лишь определенным ядом». Еще один из собравшихся стал хвалиться силой своих рук: она, дескать, такова, что когда он принимает что-либо в дар, то получается так, что это он сам даритель; таким образом, он — великий жертвователь. Спросил я его: «Какую из десяти разновидностей милостыни ты даешь?» «Десятину», — ответил он. «Если это так, — сказал я, — и ты не сможешь вылечить дочь царицы, ибо не удастся тебе добраться до нее: одну лишь стену преодолеешь ты на пути к ней». Тут стал похваляться третий силой рук своих: «Все властители мира нуждаются в мудрости, и я — тот, кто наложением рук вкладывает ее в их сердца». Спросил я его: «Какую именно мудрость из десяти разновидностей ее способен ты передавать? « Ответил тот на мой вопрос, и я сказал ему: «И ты не сможешь вылечить дочь царицы, ибо не удастся тебе измерить ее пульс. Ведь существует десять разновидностей пульса, а тебе известна лишь одна из них, раз способен ты передавать своими руками только один вид мудрости». Четвертый стал хвалиться тем, что силой рук может укротить ураган и превратить его в легкий ветерок. Спросил я его: «Какой именно ураган ты в силах укротить своими руками? Ведь есть десять его разновидностей». Когда он ответил мне, сказал я ему: «Ты тоже не сможешь вылечить дочь царицы, ибо в мире есть десять мелодий и лишь все вместе они являются для нее лекарством. Ты же из десяти существующих на свете мелодий знаешь только одну». Тогда спросили меня все присутствовавшие: «А что можешь ты?» Ответил я: «То, что ни одному из вас не дано. Сила моих рук такова, что я могу выполнить то же, что и каждый из вас, однако не на одну десятую, а полностью. В подтверждение этому расскажу я вам следующую историю. Один царь воспылал страстью к дочери некой царицы и предпринял все возможное, чтобы заполучить ее. В конце концов ему это удалось, и он даже добился ее расположения. Приснилось однажды царю, что дочь царицы в гневе убила его. Когда проснулся царь, то вспомнил этот сон и принял его близко к сердцу. Созвал он к себе всех толкователей снов, и те объяснили ему, что так все и произойдет, как ему приснилось: она его убьет. Стал думать царь, как поступить с дочерью царицы, но не мог ни на что решиться: предать ее смерти он не хотел, ибо жалел ее, а прогнать тоже не мог, в таком случае она досталась бы кому-нибудь другому, и царь бы жестоко страдал — ведь он столько сил затратил на то, чтобы ее заполучить! К тому же царь понимал: если дочь царицы оставит его и попадет к другому владыке, она уж наверняка сможет исполнить свой замысел, и сон сбудется. Никак не мог придумать царь, как поступить с ней: ведь и оставить ее у себя ему было страшно — она и здесь могла его убить, и сон бы оправдался. Между тем страсть его к дочери царицы пошла на убыль. Ее любовь к нему тоже стала угасать, а вскоре сменилась ненавистью. В конце концов сбежала от царя дочь царицы. Послал он ей вдогонку гонцов, приказав им разыскать ее. Вернулись те и сообщили царю, что нашли они ее возле Водяного Замка, а замок тот окружают десять стен, и каждая из них — из воды. Полы там тоже из воды, и сад вокруг замка со всеми его деревьями и плодами тоже водяной. Настолько красив и необычен замок, что невозможно передать словами. А войти в него нельзя: ведь сделан он из воды, и любой, кто попытался бы проникнуть внутрь, утонул бы. Там-то, поблизости от замка, и очутилась дочь царицы после того, как убежала от царя. Вышел царь во главе целого войска, чтобы схватить беглянку. Завидев их издали, решилась та попытаться укрыться внутри: лучше утонуть, думала она, чем вновь у царя оказаться; а может быть, несмотря ни на что, ей и удастся спастись… Увидев, как бросилась дочь царицы в воду, вскричал царь:
 «Ах, вот ты как!» — и приказал своим лучникам стрелять в нее — пусть погибает, если сама смерти ищет. Стали стрелять солдаты, и попали в дочь царицы стрелы десяти видов, каждая из которых была смазана особым ядом. Пробежала она через десять ворот и, оставив за собою десять стен, оказалась внутри замка, а там свалилась без чувств.
— И я вылечил ее, — сказал молодым безрукий нищий. — Лишь тот, кто дает десять видов милостыни, может преодолеть все десять стен этого замка и не утонуть, поэтому мне это удалось, а царь со всем своим войском, погнавшись за беглянкой, нашел свою смерть в воде. А стены эти — морские волны, застывшие вертикально, потому что ветры постоянно поддерживают их. Пройдя сквозь них, извлек я из тела дочери царицы все десять стрел. А так как известны мне все десять разновидностей пульса, каждый из которых можно прощупать одним из десяти пальцев на руках, и так как знаю я все десять мелодий, которые действуют на эту дочь царицы как лекарство, удалось мне вылечить ее. Убедились теперь, что в руках моих необыкновенная сила? Ее-то я и дарю вам сейчас на свадьбу.
 После его рассказа веселье разгорелось с новой силой. 

С книгами раби Нахмана можно познакомиться здесь