Сожгите мою маму!

«Умерла?! Так сожгите ее!» - сказал осиротевший мужчина. Но, вместо организации кремации, у могилы матери надел кипу и разрыдался…

4 Время чтения

Александр Казарновский

Опубликовано 04.04.21

– Вы бааль тшува[1]? – спросил я широкоплечего хабадника, происходящего, судя по раскидистым плечам, из одесских биндюжников.
 

Вместо ответа мой собеседник мотнул головой столь энергично, что черная хабадская шляпа чуть было не сорвалась у него с головы и не улетела сквозь открытое окно синагоги на улицу ночного Сан-Франциско.
 

– А, так из традиционной семьи? – продолжил я распрос.

– Не совсем, – загадочно ответил он.

– Что значит "не совсем"?

– Отец вернулся к тшуве, – пояснил хасид, – и потянул за собой всех.

– И все пошли за ним?

– А куда деваться! – воскликнул он. – Когда тут такая мистика. Ведь все произошло у него, а, следовательно, и у нас, на глазах – он работал врачом в той больнице!

– Какая мистика? Какая больница?

 

И вероятный потомок биндюжников поведал мне следующую историю.
 

Дело было в семидесятых годах. В неком американском городе в некой больнице умерла некая Мирьям Рубинстайн. Сообщили сыну. Тот сам был болен, и на похороны приехать не смог, по поводу чего очень сокрушался. Похоронили без него.
 

И вот проходит два дня, и этот самый сын в ярости звонит в больницу:
 

– Как вам не стыдно издеваться над людьми! Я так переживал! Так переживал! Глупый, подлый, мерзкий розыгрыш!

– Какой розыгрыш? В чем дело?

– А то вы не знаете! Мама мне час назад позвонила! Она жива и даже почти здорова – послезавтра выписывают!
 

Ну, перед парнем (или мужиком) кое-как извинились, а сами кинулись выяснять, что за бардак. И выяснили. Больница большая, отделений много, и немножко перепутали сердечницу Мэри Рубинстайн с Мирьям Рубинстайн из онкологии. Даже на то, что имена слегка разнятся, не обратили внимания!
 

Ну ладно, сестры схлопотали нагоняй, документы переоформили, перед сыном живой и почти здоровой еще раз извинились, но осталась еще одна проблема – у Мирьям Рубинстайн, настоящей покойницы, тоже был сын. Жил он аж на другом побережье Америки и даже не догадывался, что уже четыре дня как сирота. Пришлось и ему звонить. Сделать это поручили молодому отцу моего собеседника. Он был интерном, а на интернах, как известно, воду возят. Реакция отпрыска покойной повергла его в изумление.
 

 – Умерла, говорите? Ну так и сожгите ее!

– Как это "сожгите"? – не понял интерн.

– Ну, кремируйте.

– Но это невозможно! Мы уже похоронили ее.

  По непонятной причине это сообщение вызвало у немолодого человека приступ бешенства.

 – Что?! – орал он. – Как это похоронили?! Почему похоронили?! Почему у меня не спросили позволения?

Узнав о путанице, в результате которой произошла накладка, господин на другом конце провода слегка смягчился, но категорически заявил:

– Откопайте ее и сожгите. Я – наследник, я имею право распоряжаться.

 

Однако вскоре выяснилось, что одного требования наследника недостаточно для эксгумации. Когда все тот же интерн по телефону сообщил ему об этом, тот в ответ завизжал:
 

– Вот я приеду и всем вам покажу!
 

   И действительно приехал. Весь персонал больнице замер в ужасе. Интерн освежил в памяти пару боксерских приемчиков, знакомых со студенческих времен и мужественно шагнул навстречу человеку, вылезающему из подъехавшего такси. Руку отец моего рассказчика протягивать не стал, дабы она не повисла в пустоте, лишь ограничился тем, что сказал: "Здравствуйте", на что гость хмуро кивнул. Тогда интерн сходу рванул в наступление.
 

– Вы можете подать в суд, – объявил он. – Но гарантирую, что вы проиграете!   

– Не буду я подавать ни в какой суд, – мрачно сказал тот. – Проводите меня на могилу матери.

И там, над свежей могилой, на которой еще не было памятника, приезжий вдруг заголосил:

– Мамочка! Любимая моя мамочка! Прости меня! Прости за этот дурацкий спор! Прости за годы, когда мы были в ссоре! Прости-и-и!

– И вы простите меня, – вытирая слезы, сказал он нашему интерну. А затем случилось самое невероятное. Сирота вытащил из кармана и надел кипу.

 

На обратном пути с кладбища сын Мирьям Рубинстайн рассказал свою историю. Они с матерью оба попали в мясорубку Холокоста. Спаслись, разумеется чудом. Встретились только после войны, были счастливы, что встретились, но выводы из того, что с ними произошло, сделали прямо противоположные. Мать, которая, как и вся их семья, до войны была очень религиозной, еще больше укрепилась в вере, весь кошмар, обрушившийся на еврейский народ воспринимала, как великое испытание и во время ежедневных молитв благодарила Б-га за то, что он сохранил ей жизнь, да еще и вернул сына. А сын, воспитанный, разумеется, в религиозном духе, произнес традиционное "если-бы-Бог-был-не-допустил-бы" и торжественно снял кипу. Впрочем, он только говорил, что отрицает Б-га, а на самом деле, он Его ненавидел. На этой почве у него с матерью постоянно вспыхивали сначала споры, а потом и ссоры. И вот, за десять лет до описываемых событий состоялся очередной разговор на повышенных тонах, во время которого Мирьям Рубинстайн гордо заявила:
 

– Всю свою жизнь жила еврейкой и умру еврейкой и в земле буду лежать еврейкой!

– Не будешь! – заорал он. – Не будешь! Когда помрешь, я лично обеспечу, чтобы твое тело сожгли в крематории!

 Мать застыла, побледнела и испуганно прошептала:

– Ты этого не сделаешь.

– Еще как сделаю! – продолжал кричать сын. – Сделаю, чтобы доказать всем, и прежде всего самому себе, что никакого Бога нет!

 – Ты этим ничего не докажешь, – умоляюще произнесла Мирьям. – Только то, что ты свою мать не любишь…

– Моей матери будет уже все равно. Никакой души не существует, так что и телу нет смысла существовать.

Женщина поняла, что никакие уговоры не помогут. Ее сын принял твердое решение и теперь не отступится. Отчаяние придало ей силы.

– Нет, – сказала она тихо, сжимая кулаки. – Ты меня не сожжешь! Ничего не выйдет! Б-г, тот Б-г, которому я была верна всю жизнь, не даст тебе это сделать. Он спасет меня. И я, уйдя из этого мира буду лежать в земле!

 

На этом они расстались. Мужчина собрал вещи и уехал на другой конец света, вернее, Америки.

      
А теперь вот вернулся. И надел кипу.

 

– Как и мой отец, – закончил рассказчик.

– А вы? – переспросил я его.

– Как и я.          

 

 

 


 

[1] Еврей, возвратившийся к соблюдению Торы и заповедей, не будучи воспитанным в религиозном духе.

 

 

***

Читайте новый увлекательный еврейский роман Александра Казарновского – "Четыре крыла земли" (нажмите, чтобы перейти в магазин).

напишите нам, что вы думаете о видео

1. Елена

7/30/2019

Спасибо за историю!"Случай – псевдоним Бога"

Благодарю за ваш ответ!

комментарий будет опубликован после утверждения

Добавить комментарий