Педагогика для всех (2)

 

 Этого мальчика зовут Матвей, Матусь, Матусик. Друзья подшучивают надо мною:

– Педагогика от Матвея!

И действительно, неизвестно, кто кого воспитывает: мы его или он нас.

Я смотрю на мальчика и, кажется мне, все наперед знаю о нем. Еще немного – и он в яслях, а потом в детском саду, если удастся и на этот раз достать место, и его там будут обижать бойкие детишки, а он будет таращить глаза и не понимать, за что его обижают и что происходит, а дома будет отыгрываться на нас, на домашних, все крушить и ломать, до чего дотянется, будет бродить по квартире в колготках, разорванных на коленках, чумазый, с грязными руками, и всю жизнь на него будут жаловаться – в детском саду за то, что не умеет рисовать и лепить ("А с нас-то ведь спрашивают!" – скажет молодая воспитательница), в первых классах – за грязь в тетрадях и полное неумение и нежелание отвечать на прямые вопросы – молчит хоть убей; и говорить он будет хуже всех, торопливо и непонятно, и вырезать из бумаги – хуже всех, и писать-считать – хуже всех, а неграмотным он будет до девятого класса, если не всю жизнь, и все его будут туркать и дергать, хорошие учителя – поменьше, плохие – побольше. Но никто никогда не будет на него злиться – злости вокруг него и злобы в нем самом не будет никогда.

 

"Да позанимайтесь вы с ним хоть немножко! – скажет как-нибудь в сердцах учительница. – Ведь жалко же, такой мальчик хороший!" Но заниматься с ним будет некому, и мама будет не ругать его за двойки, а жалеть, пока он не подрастет и не научится избегать двоек какими-то школьными хитростями. И вот – ничего, кажется, не умеет, отстающий по всем сторонам всестороннего воспитания, неспособный, неразвитый – но все его любят, всем от него радость, и хочется жить, когда его видишь, и есть смысл жить, и постепенно оказывается, что над чем-то он думал и может объяснить так, что ахнешь, и что-то он умеет, и все делает спокойно и тихонько, и с жизнью он справляется. Не нуждается ни в чьей помощи, никого не обременяет, никогда не жалуется и ни о чем не просит, сам выкраивает себе модные одежды из чего придется, весел, энергичен, в меру простоват и в меру же хитроват – но не в ущерб другим.

 

Дети сильно затрудняют жизнь, с ними никак не управишься, но ведь еще сильнее они помогают нам, причем в главном – помогают человеку управиться с самим собой.

 

И разве не все мы посланы в эту жизнь? Не все призваны?

 

Для чего – призваны? Для чего посланы?

 

Нам не справиться ни с одной загадкой в воспитании и не ответить ни на один самый простой вопрос, пока мы не знаем, для чего мы сами-то призваны в жизнь. Тут мы все и попадаемся, даже культурнейшие и умнейшие из нас: мы думаем, будто есть ответы на простые вопросы – без сложных, будто можно ответить на бытовой вопрос воспитания – без ответа на вопросы этические. А это невозможно.

 

Мы спрашиваем: "Что делать, если ребенок…" – что делать, если ребенок непослушен, упрям, капризен, медлителен, неряшлив, грубит, плохо учится, ленится, грызет ногти, поздно приходит домой, вообще не выходит из дому, не читает, только и делает что сидит над книгой, курит, ворует, обманывает, связался с дурной компанией, не имеет товарищей, жаден, скрытен, скуп, застенчив, необщителен, труслив, несамостоятелен, безвольный, нечуткий, невнимательный, злой?

 

Но ответов на уровне "Что делать, если ребенок…" нет, они живут, эти ответы, в другой сфере – в этической.

 

 Продолжение следует