Вечный народ

Грузинские евреи
 
О, народ древний, Богом ты избран, чтобы лить слёзы!
Так сними обувь и станцуй танец на шипах розы.
Жизнь твоя – сказка, сыновья – мудры, жены все прелесть,
На шипах розы, на шипах  гетто  ты станцуй «фрэйлэхс».
Юрий Рыбчинский

Издав первую книгу «Ангелы в автобусе», я сомневался, что кто-либо захочет её приобрести. Поэтому дарил её всем подряд. Послал в подарок и Фриме Гурфинкель, которую до этого никогда не видел. Просто читал её переводы Раши. Она позвонила мне поблагодарить. Среди прочих комплиментов заметила: «Наверное, никто так, как Вы, тонко не чувствует душу грузинских евреев». Я честно ответил: «Я знал пять грузинских евреев. Про всех написал. Знал бы шестого – написал бы про него». В следующих книгах я мало писал про грузинских евреев. Но недавно вдруг сам задумался: ведь первый мой рассказ был написан в субботу в Маале Амосе, небольшом поселении около Эфрата. Только не думайте, что я писал его ручкой! Слезами, только слезами! Целых полтора часа! Всю утреннюю молитву.

Расскажу предысторию. Лет за 10 до этого я поехал на тбилисскую барахолку помогать продавать товар одному грузинскому еврею. Там я обратил внимание на другого – низкорослого, косоглазого грузинского еврея. Торговля в тот день у него не шла. Часть товара украли, часть отняла милиция. Вид у него был жалкий. Через неделю я вечером в праздник встретил его в синагоге. Он, наверное за дневной заработок, купил право произнести слова: «Всевыший – Царь! Всевышний царит! Всевышний будет царствовать всегда!». На его лице было столько гордости, счастья, что я ему позавидовал.

Прошло 10 лет. Мне рассказали историю о грузинском еврее, который, чтобы не испортили тфиллин – подарок отца, согласен был умереть. Вдруг перед моими глазами возник тот самый косоглазый грузинский еврей, одновременно жалкий, как на рынке, и гордый, как в синагоге,- тем, что его Б-г – Царь. Я хотел продолжить сюжет,- и вдруг от жалости к выдуманному и невыдуманному мной герою заплакал. Плача, зашёл в синагогу. Мне было стыдно. Ведь в субботу полагается веселиться. Но я не мог молиться. Я плакал полтора часа подряд. Я понимал, что это запрещено, но ничего не мог с собой поделать. Правда, мой друг, тоже грузинский еврей, заметил, что он поменял бы все свои молитвы на полтора часа немолитвы.

Интересно, что ко мне несколько раз обращались грузинские евреи и уверяли, что они слышали от своих отцов придуманный мной рассказ. Рассказ «Тфиллин» был опубликован на многих языках. А моя соседка, учительница светской иерусалимской школы, предложила выпускникам написать сочинение на тему моего рассказа. Особенно меня тронула реакция одного юноши: «Я был уверен, что все религиозные нас ненавидят. Оказалось, это ложь. Автор рассказа нас любит. Наверное, есть и другие».
 
                                                             Тфиллин

Это был первый из написанных и опубликованных мною рассказов. Я придумал его в субботу. Большинство фактов выдумал. Через год мне позвонила женщина, уроженка Тбилиси. Плача, она поблагодарила меня и сказала, что эту историю слышала от отца, и, наверное, я спутал: ее отца действительно звали Давид, но фамилия была Крихели, а фамилия милиционера — Цейтлин. Но я решил фамилии оставить.
В конце концов, мало ли добрых дел творили евреи — что ж, из-за всех фамилии менять?

 У каждого еврея есть доля в будущем мире.
«Санхедрин», глава 11

Событие, о котором я рассказываю, произошло несколько десятков лет назад в одном из провинциальных городков юга России. Главная его достопримечательность — завод стройматериалов. Они были в большом дефиците; и, соответственно, в единственной гостинице города всегда находились несколько десятков шустрых людей — снабженцев или, как их называли, толкачей. Хотя продукция завода строго нормирована, личное присутствие снабженцев необходимо. Их любимая поговорка: «Любой бумаге нужны «ноги», она сама не ходит». Поэтому всем людям на заводе и железнодорожной станции перепадало от снабженцев деньгами и выпивкой. А кроме того, привозили подарки. Все, чем славится Советский Союз: астраханская икра, грузинский и армянский коньяк, башкирский мед… — все это доставалось работникам завода.
Давид Абрамович Аджиашвили был талантливым снабженцем. Он рано остался без отца. Как еврей, Давид знал, что за все в этой жизни надо платить. За многие годы работы в России он так и не выучил хорошо русский, но никто лучше него не мог договориться с отделом сбыта. Он умел, когда надо, выпить с нужным человеком, поинтересоваться вовремя здоровьем жены. Если нужно, превращался в галантного кавалера. Начальство очень ценило Давида и его материальное благополучие росло. Был хороший дом, а дочки, Лали и Цицино, устроены в медицинский институт.
Смущало лишь то, что в городе сменилось начальство и милиция стала сильно копать. Работа Давида была очень рискованной, потому что, помимо официальной продукции, он переправлял в Грузию и так называемую «левую», а попросту говоря, ворованную. Он всё говорил себе: «Это в последний раз».
На этот раз, когда он переправлял вагоны, к нему подошли двое в штатском, предъявили документы и потребовали, чтобы Давид последовал за ними. Он проклинал себя последними словами за то, что согласился ехать, несмотря на просьбы жены. Но делать было нечего, пришлось плестись в милицию. Шансы на освобождение потеряны не были. Давид знал, что оставшиеся на свободе компаньоны сделают всё, чтобы его выкупить. Правда, ситуация осложнялась тем, что они не знали, на чём его взяли.
Единственное, что от него сейчас требовалось, это молчать и никого не выдавать. Притворяться идиотом, делать вид, что ни слова не понимает по-русски, и плакать, плакать, плакать, иначе компаньоны найдут способ заткнуть ему рот: бандитское «перо» или заточка в камере, расстрел при попытке к бегству и т. д. Кроме того, если, не дай Б-г, ничего не выйдет, приятели будут помогать его семье. А семья для Давида была самым святым. Правда, при работе снабженца в России иногда требовалось легко относиться к разным «шалостям». Но в Тбилиси он бы даже и не посмотрел никогда на другую женщину.
Его ввели в камеру. Вошел следователь. «Ну и мордоворот!» — подумал Давид. Следователь приступил к осмотру личных вещей. Первым делом он достал какой-то мешочек, расстегнул змейку и удивленно вскинул брови.
– Это что за коробочки? — спросил он. — Первый раз вижу! Наверное, там валюта или какие-то бумаги. Иванов! — крикнул он рядовому. — Принеси молоток, посмотрим, что эти «кацо» опять нового придумали.
Только заповедь тфиллин, пожалуй, и связывала Давида с еврейством. Тфилин подарил ему отец на бар-мицву и сказал: «Сын, надевай их каждое утро, если хочешь, чтобы у тебя в жизни было благословение». При мысли, что руки этого русского сейчас начнут ломать подарок отца, Давид вскочил и, мешая русские и грузинские слова, закричал:
– Товарищ начальник! Я — еврей, это только тфиллин! Я их надеваю каждое утро. Клянусь Лали и Цицино, там ничего нет!
Он забыл, что начальник не знает, кто такие Цицино и Лали.
– Начальник, не трогай тфиллин, — плакал он, — я все расскажу! Следователь отложил в сторону мешочек с тфилин, сел к машинке и начал печатать какое-то письмо.
– Иванов! — позвал он. — Срочно отвези письмо к областному прокурору. Подождав, пока Иванов уйдёт, следователь открыл камеру, выпустил Давида и сказал: «Если ты через два часа не вернёшься, у меня будут большие неприятности». Давид взял такси и через двадцать минут был уже на квартире у друзей.
«Сколько ты им дал?» — спросили они Давида.
Тот не ответил. Срочно послали людей на завод, на станцию. С помощью информации Давида быстро подделали документацию. «Левый» товар превратился в «правый». Через два часа Давид был в камере. Утром его освободили и даже извинились. Через месяц он вернулся, разыскал следователя и принес ему подарки: вино, бриллианты, деньги. Однако следователь отказался что-либо брать:
– Пойми, я не безгрешен. Иногда помогал людям и брал за это подарки, но тут дело другое. Для тебя лично я ничего не делал. Я сделал это для еврея, потому что тоже еврей. А сейчас иди.
Вскоре Давид с женой уехал в Израиль и там, рассказывая друзьям эту историю, всегда говорил:
– Слушай, я всё-таки не понимаю, почему он не взял деньги? Всё-таки эти русские евреи очень большие праведники!
Мне очень хочется закончить эту историю тем, что дети или внуки Давида учатся в иешиве, что они переженились с детьми или внуками следователя, что прошла радостная свадьба и всем было весело и хорошо. Но в жизни всё не так просто и я не знаю, чем всё это закончилось. Очень жаль, что я не пророк и не могу закончить рассказ восклицанием:
– Старший следователь ОБХСС товарищ Рабинович и Давид Аджиашвили удостоены будущего мира!

Продолжение следует

Понравился рассказ? Выразите свою признательность автору, купив его новую книгу