Псалмы, написанные три тысячи лет назад, не имеют возраста. Они не стареют, как не стареет душа человека, частица Б-жественного творения. Псалмы называют "песнопениями души" – в них она выражает себя. Неожиданны и глубоки сравнения, которые создают образ души – незримой, но осязаемой в своих страданиях и радостях. Она живая, страждущая, страдающая: то подобна младенцу, отнятому от груди матери, и нужно много сил, чтобы утешить её, усмирить неспокойный дух, то подобна птице в силках – ищет и не может найти выход, то вдруг, совершив рывок, обретает свободу и лёгкость и кажется: мир вокруг неё пронизан солнечным светом. "Из теснин взываю к Тебе, о Б-г!.. Услышь голос мой!" (Псалом 130).
Мы, евреи, ведём постоянный диалог с Б-гом. Голос Б-га нисходит к нам сверху, голос человека – устремлён к Нему, ввысь. Это самое глубокое и искреннее общение: в нём нет сокрытия истины. В нём весь человек, со всей своей земной правдой. Он не боится раскрыть себя, быть осмеянным, униженным, слабым. Царю Давиду дано было переложить в псалмы свой диалог с Б-гом, но то диалог каждой еврейской души. "Голос мой ко Всесильному – я буду взывать; голос мой ко Всесильному – внемли мне!" (Псалом77).
Однажды ранним утром я оказалась в Еврейском квартале Старого города. Примостившись на каменном парапете, единственный в этот час праздный наблюдатель, вбирала в себя впечатления начинающего дня. Но ритм окружающей меня жизни был далеко не праздный. Пересекая округлую площадь, спешили на молитву люди в наброшенных на плечи талитах. Иногда это были отцы с сыновьями. За ними потянулась в школу детвора. Чуть позже – мамы повели малышей в детский сад. Люди на ходу перебрасывались словами и продолжали свой путь. Потом я долго бродила по тупичкам и улицам, переходящим одна в другую, невольно задумываясь о судьбе Еврейского квартала Иерусалима, столько раз менявшим свой облик и, наконец, вернувшим себе истинно еврейские черты. Пока ещё было тихо на обычно шумных улицах, и, услышав вдруг пение детей, я остановилась рядом с высоким домом. На окнах красиво росли цветы, по стенам ползли весёлые вьюнки. Детская площадка с цветными лесенками, раскрашенными заборчиками, качелями соседствовала с древней стеной, возведенной царём Хизкиягу около 2300 лет тому назад.
Ступени от стены вели вниз, в глубину на полтора-два этажа от сегодняшнего уровня земли. Открытый для обозрения памятник древности рядом с современными домами был включён в туристские маршруты, и я хорошо помнила первое своё впечатление от встречи с ним. Тогда дети рассыпались по площадке, стоял весёлый шум, и живые яркие картинки создавали ещё более ощутимый контраст между прошлым и настоящим. В одном из домов был детский сад. И сейчас, привлечённая пением, я стояла где-то рядом. Голоса детей были так чисты, звучали так радостно и звонко, что уже не нужно было никакого музыкального сопровождения. Я прислушалась к словам. То была молитва. Утреннее благодарение за возвращение души. Первое, с чего дети начинали свой день. "Б-г мой, душа, которую Ты даровал мне, чиста. Ты сотворил её, Ты сформировал её, Ты вдохнул её в меня, и Ты сохраняешь её во мне, и Ты в будущем заберёшь её у меня, затем вернёшь её мне в Грядущем мире!"
С детства ребёнок знал, что у него есть дар, который он должен беречь. Он рос, постигая мир, и его душа становилась чем-то всё более осязаемым (ощутимым). Он учился вслушиваться в её голос и принимать мир как подарок. На память пришли строки поэтессы Рины Левинзон, в которых восприятие взрослого слилось с восприятием ребёнка. Ты словно бы ощущал радость души, встречающей новый день, свет солнца, мир вокруг.
Проснуться ни свет, ни заря,
Пока ещё мир мне послушен,
Создателя благодаря,
Принять возвращённую душу.
Как раньше – навстречу огню,
Из пепла вчерашнего снова
Прислушаться к новому дню,
Довериться Божьему Слову.
"Береги мою душу", – взывает царь Давид к Б-гу.
Всё для неё, души человека, во имя её чистоты, совершенствования, обновления. Не случайно в иудаизме так выделяется образ ступеней. 15 псалмов – 15 "Песен восхождения" царя Давида. Левиты пели их в Храме, поднимаясь со ступени на ступень. "Душа наша, как птица, спасшаяся от птицелова, разломан силок – и избавлены мы" (Псалом 124). Вначале душа накапливает силы для полёта, и только потом приходит освобождение. От внутреннего к внешнему происходит изменение. Образ ступеней – символ возвышения. В псалмах отражена борьба, которую ведёт человек сам с собой на каждой ступени своего существования. Вновь и вновь оказывается он перед новым испытанием, которое жизнь, подобно лукавому змею, готовит ему. Выдержит ли, поднимется ли душа ещё на одну ступень, возвысится ли или, наоборот, почувствует себя в теснине? Какая глубокая символика в Лестнице Яакова, основание которой покоится на земле, а верх касается неба. Материальное и духовное так явственно противостоят друг другу в этом вещем сне, что вокруг него вот уже много веков длится, не прекращаясь, спор мудрецов. Так что же всё-таки сотворено первым: небеса или земля? Школа Шамая утверждает – небеса, школа Гилеля – земля. Оба взгляда на мироздание примирил раби Шимон Бар Йохай: "Не знаю, – сказал он, – как видели это наши праотцы, а я говорю вам: стойте вместе, вместе были сотворены небо и земля".
И подобно тому, как река – не река без наполняющих её вод, человек – не человек без духовного наполнения.
Раби Йосеф Дов Соловейчик, один из современных еврейских мыслителей, которого сегодня уже нет с нами, не раз касался противоречий, заложенных в природе человека: с одной стороны, он совершенное творение, образ Б-жий, с другой – непостижимость хаоса, мрак, бездна. Как преодолеть эту двойственность, это постоянное противоборство сил?
"В какую сторону пойти, за зверем, который в душе, отдаваясь её теневой стороне, или за тем проблеском света, что пробуждается в его душе, за небесным в ней… Иудаизм внёс фундаментальный принцип, – пишет рав Соловейчик, – человек должен сам себя создать. Принцип творческого созидания во всей его мощи и великолепии внесён Алахой в заповедь о раскаянии. При раскаянии человек делается творцом миров и творцом самого себя и своего "я".
…Ту ночь я хорошо помню. Непонятный крик ворвался в крепкий сон и разбудил. Прильнув к окну, пыталась понять, откуда тот странный тревожный зов. За окном был большой двор, окружённый домами. Вдали отчётливо выделялись горы. На тропинке, ведущей к синагоге, появились люди. Крик повторился. Теперь слова были различимы: "Слихот", – звал чей-то голос. И снова: "Слихот". Мне, недавно прибывшей из другого мира, эти слова ничего не говорили. Должно было пройти время, чтобы понять всю глубину молитвы накануне Рош а-Шана, на которую созывал сейчас голос в ночи. Слихот – молитва о прощении. Говорят, что в ночной час она скорее принимается Б-гом. По-человечески жалобно и по-сыновнему горестно звучит мольба о прощении, в которой так явственно ощущаешь стремление души к чистоте и непорочности. Из теснин души взывал человек к Б-гу, возвышаясь в эти мгновения по Лестнице Яакова.
Основание её стояло на земле, а верх касался неба…
напишите нам, что вы думаете о видео
Благодарю за ваш ответ!
комментарий будет опубликован после утверждения