Я посылаю тебе ангела

Эта правдивая история стала всемирно известной, а ее герои – трогательными символами настоящей любви, которой неподвластны никакие обстоятельства.

Август 1942 года. Петроков, Польша.

Тем утром небо было мрачное, мы с тревогой ожидали, что же будет… Все мужчины, женщины и дети из еврейского гетто Петроков были собраны на площади. Ходили слухи, что нас куда-то перевозят. Мой отец лишь недавно умер от тифа, который очень быстро распространился в переполненном людьми гетто. Больше всего я боюсь, что нашу семью разлучат.
 

Исидор, мой старший брат, шепнул: «Ни в коем случае не говори им свой возраст. Говори, что тебе шестнадцать лет». Я был высок для мальчика 11 лет, так что мне бы вполне поверили. Так я мог бы быть ценным рабочим. Эсэсовец подошел ко мне, щелкнув сапогами о булыжники. Он осмотрел меня с головы до ног и спросил мой возраст. "Шестнадцать", – сказал я. Он направил меня влево, где уже стояли трое моих братьев и другие здоровые молодые люди. Моя мать была направлена вправо с другими женщинами, детьми, больными и пожилыми людьми. Я шепотом спросил Исидора: «Почему?!». Он не ответил. Я побежал в сторону, где стояла мама, и сказал, что хочу остаться с ней. "Нет!", – строго сказала она, – «Уходи. Не будь помехой. Иди со своими братьями.» Никогда раньше она не разговаривала так резко! Но я понял: этим она защищала меня. Она любила меня очень сильно, и только в этот единственный раз, сделала вид, будто не любит. Это был последний раз, когда я видел ее.
 

Мои братья и я были направлены в вагон поезда, предназначенного для перевозки скота, который направлялся в Германию. Несколькими неделями позже, ночью мы приехали в концентрационный лагерь Бухенвальд. Нас отвели в переполненный барак. На следующий день нам были выданы форма и номера. "Не называйте меня больше Герман", – сказал я своим братьям, – "Зовите меня 94983". Я попал на работу в крематорий лагеря, она заключалась в погрузке мертвых в подъемник. Я тоже чувствовал себя мертвым… Я стал номером.
 

Вскоре, нас с братьями отправили в Шлибен, один из подчиненных лагерей Бухенвальда к югу от него и неподалеку от Берлина. Однажды утром мне показалось, что я услышал голос мамы. «Сын», – сказала она тихо, но отчетливо, – «Я посылаю тебе ангела». Но вот, я проснулся… Это был просто сон. Красивый сон. Ведь в этом месте не могло быть никаких ангелов. Была только работа. И голод. Смерть и страх.
 

Несколько дней спустя я шел по территории лагеря, за бараками, рядом с колючей проволокой, где охранники не могли бы легко меня увидеть. Я был один. Вдруг по другую сторону забора я неожиданно увидел девочку с легкими, блестящими кудрями. Она была наполовину скрыта за деревом. Я обернулся вокруг, чтобы убедиться, что меня никто не видит. Я тихо обратился к ней на немецком языке: «У тебя есть что-нибудь поесть?». Она не поняла меня. Я подошел ближе к забору и повторил вопрос по-польски.
 

Она шагнула вперед. Я был худой, и выглядел очень голодным, на моем теле вместо одежды были тряпки, обернутые вокруг ног, но похоже, девушка не испугалась. В ее глазах я увидел жизнь. Она вытянула яблоко из своей шерстяной шали и бросила его через забор. Я схватил фрукт, и уже едва взялся бежать, когда услышал, как она тихо сказала: «Увидимся завтра». И вот, каждый день в то же время я возвращался на то же место у забора. У нее всегда была для меня какая-то еда: кусок хлеба, или, еще лучше, яблоко. Мы не смели разговаривать или долго задерживаться там. Если нас кто-то поймает, это будет означать смерть для нас обоих. Я ничего не знал о ней, кроме того, что она была доброй девочкой с фермы, и что она понимала польский. Как ее звали? И почему она рискует жизнью ради меня? Надежды оставалось так мало, но эта девушка по другую сторону забора каждый день давала мне душевные силы продолжать бороться за жизнь, и это было не менее важным, чем питательные силы, полученные от хлеба и яблок.
 

Почти семь месяцев спустя мои братья и я были брошены в вагон с углями и направлены в лагерь Терезинштадт в Чехословакии. "Больше не приходи сюда", – сказал я девушке в тот день, – "Мы уезжаем". Я повернулся в сторону бараков, боявшись оглянуться назад, и даже не попрощался с девочкой, имя которой так не узнал, с девочкой с яблоками. Мы пробыли в Терезинштадте три месяца.
 

Война вот-вот была на исходе, союзные войска продвигались, но моя судьба, как казалось, была запечатана печатью смерти. 10 мая 1945 года я должен был умереть в газовой камере в 10:00 утра. В тишине рассвета я пытался подготовить себя к этому. Сколько раз смерть, казалось, была готова забрать меня, но я всегда как-то спасался. Теперь все должно закончиться… Я подумал о родителях. «По крайней мере», – думал я, – «мы будем вместе». В 8 утра раздался шум. Я слышал крики и видел людей, бегущих по всему лагерю в разные стороны. Я догнал моих братьев. Русские войска освободили лагерь! Ворота распахнулись – все бежали, и я тоже. Удивительно, но все мои братья выжили, хотя страшно представить, как им это удалось. Но про себя я точно знал, что девочка с яблоками имела ключевое значение в моей жизни, в моем выживании. В месте, где, казалось, полностью выиграло зло, доброта одного человека спасла мне жизнь, дала мне надежду в месте, где ее совсем не было. Мама обещала прислать мне ангела, и ангел появился…
 

После окончания войны я как-то добрался до Англии, где меня поддержали еврейские благотворительные организации – меня поселили в пансионе с другими мальчиками, пережившими Холокост, и обучили мастерству в области электроники. Некоторое время спустя я приехал в Америку, куда мой брат Сэм уже переехал. Я служил в армии США во время корейской войны, и вернулся в Нью-Йорк спустя два года. Я начинал обустраиваться, и к августу 1957 уже открыл свою мастерскую электроники.
 

Как-то мой друг Сид, которого я знал еще из Англии, позвонил: «У меня свидание, и у моей девушки есть подруга-поляка, как и ты. Давай сделаем двойное свидание». Свидание вслепую? Нет, это не для меня. Но Сид продолжал уговаривать, и несколько дней спустя мы направились в Бронкс, чтобы забрать его девушку и ее подругу Рому. Пришлось признаться, для свидания вслепую, это было не так уж плохо. Рома работала медсестрой в больнице Бронкса, она была доброй и умной девушкой. И к тому же, красивой – на ее голове резвились коричневые кудри, а на лице сияли и горели жизнью зеленые миндалевидные глаза.
 

Мы вчетвером поехали на Кони-Айленд. С Ромой было легко общаться, приятно проводить время. Оказалось, она тоже не слишком любила свидания вслепую! Мы оба просто захотели сделать нашим друзьям приятно. Мы гуляли по берегу, наслаждаясь соленым ветром Атлантики, а затем пообедали на берегу. Это было волшебно проведенное время…
 

Как европейские евреи, пережившие войну, мы оба понимали, что многое между нами не договорено. Она первая подняла этот вопрос, тихо спросив: «Где ты был во время войны?».

«В лагерях», – сказал я. Те ужасные воспоминания все еще были очень четкими, меня снова одолело волной чувство невосполнимой потери. Я старался обо всем забыть. Но такое невозможно забыть. Рома рассказала: «Моя семья пряталась на ферме в Германии, недалеко от Берлина. Мой отец знал одного священника, и тот получил для нас арийские бумаги.» Я представил себе, как она тогда, должно быть, страдала, постоянно испытывая страх. И все же, в момент нашего разговора в Нью Йорке, мы оба были живы и здоровы, твердо стояли на ногах.

«Неподалеку от фермы был лагерь», – Рома продолжала, – «Однажды я долго гуляла одна и неожиданно для себя набрела на границу лагеря. За забором я увидела мальчика, и мы обменялись парой слов, и с тех пор, каждый день я бросала ему яблоки». Какое удивительное совпадение, что она тоже помогала какому-то мальчику! «Как он выглядел?», – спросил я. Она ответила: «Он был высоким и очень голодным. Я много приходила туда, наверное, каждый день в течение шести месяцев».

Мое сердце билось с невероятной скоростью. Я не мог поверить в это «совпадение», этого просто не может быть…

«И в один день он сказал тебе, что больше не вернется, потому что покидает Шлибен?». Рома посмотрела на меня с изумлением: «Да, сказал…»

«Рома, я был этим мальчиком!», – крикнул я, весь переполненный эмоциями, не зная, куда себя деть от радости и восторга!

Я едва мог в это поверить – она и была моим ангелом! Тем, ангелом, которого послала мне моя мама.

«Я не отпущу тебя», – в тот же момент я сказал Роме. На заднем сидении автомобиля по дороге домой, на свидании вслепую, я сделал ей предложение. Я не хотел ждать. «Ты с ума сошел!», – она сказала. Но сразу пригласила меня встретиться с ее родителями в вечер Шаббата на следующей неделе.

Конечно, я многое хотел бы узнать о Роме, но самое главное я уже знал: ее доброту, готовность помочь, даже когда она была в опасности. В течение многих месяцев, в худших из возможных обстоятельствах, она приходила к забору и давала мне надежду. Теперь, когда я нашел ее снова, я не мог позволить себе отпустить ее. В тот же день она ответила «да». А я сдержал свое слово. После почти пятидесяти лет брака, двоих детей и трех внуков, я так никогда и не отпускал ее.

Герман Розенблат

Майами Бич, Флорида