Сила мечты

“Скоро ль истиной народа станет истина моя?”

(Мандельштам)

У одного еврейского мальчика была мечта. Точнее, подобные мечты вынашивали сотни и тысячи еврейских мальчиков и девочек, переживших погромы, захлестнувшие Российскую империю в начале 20-го века. Некоторые решили, что для прекращения погромов нужно свергнуть царя. Другие, повзрослев, отправились в Палестину создавать там свое государство, где евреи смогут жить в безопасности. Но самые мудрые из них понимали, что для того, чтобы положение еврейского народа в мире изменилось, нужно изменить этот мир. Те, кто это понимали, понимали по-разному. Кто-то бредил мировой революцией, кто-то бросился “просветлять” другие народы, кто-то ударился в мистику…

Сейчас, когда, “бешенный как электричка”, бурный двадцатый век прогремел и умчался, стало очевидно, что по-настоящему добился успеха только один из них. Его звали Менахем Мендл Шнеерсон.

Бреславский мудрец, рав Нахман Берлянд сказал про него: “Я не знаю ни одного еврея из наших современников, который осознав свое предназначение в мире – так как он это понимал, – сделал совершенно все возможное и невозможное, чтобы это воплотить, не идя при этом ни на какие компромиссы в Торе и в политике, не считаясь ни с деньгами, ни с личными или групповыми интересами, ни общественным мнением”…

Разумеется, одной мечты здесь недостаточно. Мне кажется, что Любавический Ребе делом своей жизни буквально воплотил идею, о которой говорит в своих “Беседах” раби Нахман: “Знай, что есть в людях особые свойства, позволяющие им воздействовать на мир посредством своих мыслей… Потому что мысль всегда привязана к какой-либо вещи, и неразрывно слита с тем, что реализуется. То есть, все свойства, которые есть в мысли – внутренняя сторона, внешняя и все прочие свойства, – концентрируются непосредственно на задуманном. И если все эти свойства собрать воедино и думать, что так должно быть, без всякого рассредоточения и перехода к другим мыслям, оказывается такое воздействие, что постепенно обязательно произойдет то, что было в мыслях. Только необходимо мысленно представлять все, во всех мельчайших подробностях и деталях, а не в общих чертах. Например, если думает человек, что именно должно произойти, то нужно думать, что будет так-то и так-то, а потом будет так и так – в подробностях и деталях…” (Сихот а Ран, 62)

О том, что было сделано конкретно, с непосредственной детской гордостью расскажут друзья-хабадники. Я бы осмелился определить эту гигантскую работу, как весьма успешную попытку иудаизма хабадского разлива выйти вдогонку за секуляризирующимися евреями из местечкового галута в пустыню народов мира, повсеместно строя там “оазисы” еврейства. Испытав потребность в кошерной еде, в микве для жены, в еврейской школе для ребенка, в фарбренгене и “Тании” для души, современный еврей может найти все это, где бы он ни находился на нашем маленьком шарике. Говорят, что Марсе пока что нет Бейт Хабада, но ведь и жизни там тоже нет .

Было бы только желание… Можно, конечно, стимулировать его голливудовскими улыбками мотоков-шалиахов, более или менее удачной рекламой и всевозможными ништяками, но все это работает лишь до известного предела.

Я не хочу никого обидеть, но мне кажется, что этому самому грандиозному еврейскому проекту сегодня не хватает души. Помните, как сказал поэт про другой гигантский проект прошедшей эпохи: “Социализм выстроен, поселим там людей”.

Много лет назад, когда я не имел никакого понятия об иудаизме, а в голове была невообразимая “каша” и путаница в душе, я однажды увидел еврея, который повязывал тфиллин перед молитвой. Он делал это таким воодушевлением, внутренней сосредоточенностью и самоустранением, что я сказал себе в этот момент: “Если это иудаизм, то именно этого я тоже хочу”.

Раби Нахман сказал перед своим уходом из этого мира: “Мой огонь будет гореть до прихода Машиаха”. Можно понимать это выражение образно. Дескать, речь идет об его книгах, которые будут продолжать изучать. Это тоже верно. Но мне кажется, что слова нашего Раби следует в первую очередь понимать буквально. Каждый, кто “прикасается” к раби Нахману, зажигает в своей душе этот огонь.

В трактате Брахот есть история про раби Зейру, которого Мудрецы однажды увидели бегущим в Субботу.

– Куда ты бежишь? Шабес! – закричали они.

– На молитву, – крикнул им вслед бегущий Раби.

И тогда они тоже побежали за ним…

Я каждый раз вспоминаю эту историю, когда мои товарищи, молодые бреславцы, подвозят меня в своей “громкоговорящей” калымаге из Хеврона в Кирьят Арбу. Из динамика, установленного на крыше машины, раздаются зажигающие бреславские мелодии. И в буквальном смысле “танцуют все” – от чопорных застенчивых хасидиков в черных чулках до осчастливленной арабской ребятни, припрыгивающей и приплясывающей вслед за пролетающим автомобилем. Раби Нахман говорит, что Машиах покорит мир без единого выстрела – одной лишь мелодией своей молитвы.

“Я скажу только начерно, шепотом” (Мандельштам), но мне кажется, что это время уже совсем близко.