Путь земли (4)

 

…Одним словом, эти двое, о которых говорилось выше, всячески поносили его, а он все это терпел, но ни за что не хотел раскрыться перед ними, и хитрил с ними, и запутывал их, как только мог, так что всякий раз они ругали его за то, что он дает им разные сведения о себе. То им уже казалось ясным, что он из Надворной, а затем они убеждались, что это не так, и от досады еще больше ругали его.

 

***

 

А однажды из разговора с ним создалось у них впечатление, что он сын Камарнера, т.е. маггида (наставника) из Камарны, с которым в ту пору были большие разногласия. А потом, в продолжение своих слов, начал он, благословенна память о нем, сурово осуждать Камарнера, и на него набросились: «Как так, ведь это ваш отец!» И увидели они, что так его и не раскусили. И всякий раз назывался он другим именем, и каким бы из этих имен его ни звали, он откликался и подходил к ним. Внезапно они назвали имя Йешаягу (Исайя), чтобы проверить, не сын ли он Камарнера (а того так звали). И он сразу же подошел к ним, и им представилось, что он, несомненно, сын Камарнера, и сказали они ему: «Вы явно тот-то и тот-то». А он в ответ начал убеждать их, что он не приходится сыном тому человеку. Тогда они завели разговор о подарке, который послал Камарнер своему сыну. И тут он начал уговаривать их и упрашивать, чтобы они показали ему его подарок, и они вновь подумали, что перед ними его сын, а после этого в разговоре с ними он снова принялся осуждать его. Тут они застыли в растерянности, а затем, не на шутку рассердившись, набросились на него. И когда спросили его, почему вы говорите, что ваше имя такое-то, а затем называете другое имя, а так же и с местом жительства, ответил он им, что каждое имя также соответствует определенному человеческому качеству и духовной силе, а во мне, благодарение Б-гу, есть они все. И описать все то, что происходило между ними, не хватит ни бумаги, ни чернил. Даже иногда бывало, будил он их ото сна и принимался вести с ними разговоры, пока те не приходили в гнев и не начинали всячески поносить и позорить его.

 

***

 

В пятницу после полудни вернулись они после предсубботних омовений в микве. А он, благословенна память о нем, лежал на кушетке, босой, без пояса и без шляпы. И спросил он их: «Почему всю неделю в теле моем легкость, нет никакой тяжести, а сейчас я чувствую тяжесть до такой степени, что почти не могу встать с этого места?» Ответили они ему, что каждый раз накануне субботы обычная душа возносится ввысь, а та душа, что даруется на субботу, спускается вниз, а у вас, дескать, обычная душа вознеслась, а субботнюю душу вы получить не удостаиваетесь, посему и тело ваше остается подобным камню. А он в ответ: «Ай-яй-яй, даже на такой легкий вопрос вы не можете толком ответить!» И попросил их, чтобы они приняли его к себе гостем на субботу, но те не пожелали. На ту субботу пригласили они к себе его спутника, а его отказались, и он вынужден был есть молочные блюда, т.к. там мясных блюд не употребляли, и только у них был свой резник. И в ту субботу также вышел у них большой спор, и хотели они его выдворить, потому что он зашел к ним, хотя и не ел с ними вместе. Они же начали с ним ссориться и даже хотели выгнать его за дверь, и поднялся там большой шум. И то же самое произошло на следующее утро.

 

***

 

Суть же происходящего была в том, что он, благословенна память о нем, делал все это намеренно. И сказал он человеку, сопровождавшему его, что эти унижения сослужат ему великую службу на пути туда и обратно. Ибо значительность преград, которые встали на его пути в Землю Израиля, нельзя ни оценить, ни передать словами. И не было у него иной возможности добраться до Земли Израиля, кроме такого умаления себя, как потом мы слышали это из его собственных уст. И говорил он, что если бы не все то, что он тогда претерпел, не смог бы он доехать туда ни за что на свете, и ему открылось, что он обречен оставаться в Стамбуле до конца своих дней. Но эти унижения и самоумаления спасли его, ибо прежде, чем достигают Земли Израиля, следует претерпеть многое, как о том говорилось выше.

 

***

 

После этого распорядился наш ребе, благословенна память о нем, чтобы человек, бывший с ним, дал вышеупомянутым людям, поносившим его, всяких яств и напитков на дорогу. И те люди уехали домой. Но письмо, которое наш ребе написал домой, они передать отказались, взяли лишь письмо у его спутника, куда наш ребе вложил внутрь свое. Полученное же ими письмо они решили вскрыть, чтобы попытаться по его содержанию понять, кто же таков наш ребе, но они никак не могли вспомнить, куда его положили, и так и не нашли его. И лишь когда они прибыли на валашскую таможню, это письмо неожиданно обнаружилось. И из него они узнали, что это был наш ребе, благословенна память о нем. А узнав, страшно перепугались. И тот человек, который особо усердствовал в оскорблениях, как рассказывалось выше, приехав домой, вскоре скончался.

 

И сразу же вслед за их отъездом из Стамбула пришел вышеназванный посредник по судовым перевозкам и показал множество адресованных ему писем от праведников поколения, в которых они просили его оказывать содействие тем, кто направляется через Стамбул в Землю Израиля, ибо был он важным человеком в глазах вельмож султана. А потому, сказал он, если вы откроете мне, кто вы и откуда родом -ладно, но ежели нет, то знайте – в моих силах наказать вас так, что вам уже ничего не поможет и никакими деньгами вы не откупитесь. И мало того, что не поедете в Святую Землю, но окажетесь в тюрьме. Когда услышал это наш ребе, благословенна память о нем, сразу же открыл ему правду, что зовут его раби Нахман, и что он внук Баал Шем-Това и раби Нахмана из Городенки, благословенна память о праведниках. Тут же вышеупомянутый посредник прекратил расспросы и ушел, а на следующий день вернулся он уже совсем в другом настроении и обратился к нашему ребе со словами, исполненными любви и восхищения: «Раби, : да пребудет с вами Всевышний! Я сделаю для вас все, что в моих силах, не сомневайтесь в этом, И да будет вам двойная награда, за то, что вы открыли мне всю правду. Ведь если бы вы мне не открылись, я передал бы вас властям, а те бросили бы в тюрьму, и я был бы наказан и в этой жизни, и в будущей. А потому просите у меня все, что вам необходимо, и вам не будет отказа – ни в найме судна, ни в чем другом».