Встреча (5-6)

Рассказ о приближении к раби Нахману из Браслава через раби Исраэля Кардонера

со слов раби Исраэля Бэра Одессера

(Продолжение)
 
 

Отец полагал, что я, конечно, послу­шаюсь его, когда он скажет мне оставить хасидизм Брас­лава, потому, что большая любовь была меж­ду нами. Сказал он мне: «Хотя я карлинский, ты можешь выбрать любой хасидизм, но, про­шу тебя – только не хасидизм Браслава!». Но я, после того, что увидел, как Всевышний уст­роил так, что свел нас вместе столь чудес­ным образом, и видел уже свет великий, и ощутил такое исцеление и такое благо для души, что не описать словами, сказал ему: «Папа, я не могу открыть тебе всего сердца моего, но только знай, что в этом ты не сможешь никак повлиять на меня!». И это было очень тяже­ло для него, поскольку ни разу в жизни не про­ти­воречил я ему даже в самом малом, так как очень уважал его, и особенно потому, что он был незря­чим. Но в этом деле, сказал я ему, не смогу послу­шаться тебя. Когда услышал он такое, сказал сам себе: «Если так, то люди правы!». И стал большим мне противником, потому, что увидел – это дело ужасное. Он пытался говорить со мной и по-хоро­шему и по-плохому, но ничто не помогало.
 
Я был в ту пору сосватан. И отец сказал, что он вынужден вести со мной войну, и что он откажет­ся от меня, как от сына, и не женит меня, не по­за­ботится обо мне, и даже выста­вит меня из дома. Но мама моя сказала: «Ведь он сын наш, и мы должны терпеть. И что бу­дет, если станет это из­вестно отцу невесты?». Потому, что Тверия и Цфат близко друг от друга и там, конечно, про­слышат об этом. Так и вышло вследствие семей­ной ссоры по этому поводу. А в субботу отец встал и выгнал меня из дому. Поселился я в сина­гоге, рядом с до­мом р. Исраэля. Отец мой, кото­рый был слеп, сидел дома, и поэтому мама ходила за советом к великим знатокам Торы. Пошла она также и к р. Мордехаю Слониму, который любил меня всей душою все дни жизни его, поскольку я учил у него Мишну и «Зоар»; и потому пошла она к нему посоветоваться, что делать со мной. Сказал он ей, что отец прав и нужно ис­пользовать все средства, чтобы отдалить меня от этого пути. И сказал про хасидизм Брас­ла­ва, что есть в нем при­тягательная сила, и если кто захвачен ею, невоз­можно выйти обратно. Когда услышала мама та­кое, напал на нее ве­ликий страх. Сказал ей р.Мор­дехай, что совет его – пойти к самому р. Исраэлю и рассказать ему свое горе, как она и муж ее слом­лены и измучены, и потому, чтобы сделал он им доб­ро и удалил бы меня из своего дома.
Когда пришла она к нему домой с большой го­речью на сердце, распростерлась ниц перед ним, и плакала плачем неудержимым, как пла­чут о мерт­вом, и излила всю горечь сердеч­ную. Сказала она: «Ведь Вы еврей благо­чес­ти­вый, пожалейте же нас, потому, что это под­линная угроза для жизни! Уда­лите его, чтобы не учился он у Вас!».
Выслушал р. Исраэль слова ее с большим тер­пением, а ведь он знал прекрасно, что существует между нами связь такая, что даже если придут все цари востока и запада, не смогут разъединить нас. Сказал он ей: «Я не выгоняю ни одного еврея из своего дома. Если желаете послушать добрый дру­жеский совет, предоставьте его самому себе, не мешайте ему и оставьте это дело». Когда услы­шала мама слова его, подумала, что вот те чары, о ко­торых говорил р. Мордехай, возымели свое дей­ствие, и от великого горя отлетела душа ее. А все то время сидел я в синагоге возле дома р. Исраэля, как говорилось выше, и вот услы­шал я, как народ говорит: «Ривка умерла!». Пытались растирать ее всякими живи­тель­ны­ми снадобьями, но напрасно. И я слышал, как говорят: «Видите, что сын причи­нил ей!». Я был сломлен и раздавлен. И начал раз­мыш­лять про себя: «Может, действительно, посту­пил я несправедливо, что огорчил родителей, ведь я мог пока отложить это, а после того стать брас­лавским хасидом». По прошествии двух часов ста­ли замечать в ней признаки жизни (силою Раби на­ше­го, благословенна па­мять о нем, ведь это могло быть осквернением Имени ужасным, не дай Б‑г, ес­ли бы она не очнулась). Это было буквально оживлением мертвых, потому, что все растирания не помо­гали. И долгое время после этого мучилась она такими болями в теле, что не передать. Когда увидел я, что снова есть у меня мама, сказал себе: «Может, отказаться от всего это­го, ведь она может еще раз оказаться в таком положении!».
И вот устроил Всевышний и сделал мне ми­лость в том, что обручился я до того, как при­бли­зил­ся к хасидизму Браслава. Поскольку после при­ближения не было мне никакой на­дежды найти се­бе пару из-за того противо­действия, что царило в городе в отношении браславского хасидизма. И когда пришли и рассказали моему тестю, сказал он: «Не вол­нуйтесь, поскольку после свадьбы жена его, конечно же, удержит от этого». И вот, при­бли­жение мое было зимой, а время свадьбы на­значено на месяц элуль. А тогда был голод и мрак, и тесть, который был человеком прямым и б‑го­бо­язненным, написал нам, что не смо­жет выполнить обязательств, поскольку нет у него денег ни на одежду, ни на приданное. Но р. Исраэль хотел, чтобы я был человеком (т. е. женатым), для того, чтобы смог получить свет р. Нахмана, а не был бы «половинкой». И он много молился об этом в уединении, и ездил с места на место, старался ра­ди меня и передал деньги родителям, чтобы одели меня и ввели под хупу ко времени. Он поехал в Цфат, а я написал письмо тестю от имени роди­те­лей, что они хотят, чтобы хупа состоялась в уста­новленный срок, и я, со своей стороны, отка­зыва­юсь от приданного. И вот, с помощью Всевыш­не­го, благословен Он, свадьба состоя­лась. А р. Исра­эль оставался в Тверии всю зи­му, вплоть до Песа­ха, и не ездил домой, не­смотря на то, что была у него семья и пятеро детей, поскольку видел прови­дение Всевыш­него в нашем сближении, и я тоже не хотел разлучаться с ним.
 
 
(Продолжение следует)