Связывая небо и землю

Умань, Умань, Рош аШана

Ребе Нахман. Связывая небо и землю . Почему Умань?
(часть первая)

Рав Хаим Кремер, рав Авраам Шмулевич

Это был его последний Рош-а-Шана в этом мире. Он сам знал это, но никто другой не хотел в это верить. Слишком рано… Ему не исполнилось еще и сорока лет. По заведенному обычаю, утром первого дня праздника он должен был бы уже начать подготовку к своей беседе на Рош-а-Шана, которая начиналась вскоре после полудня того же дня и заканчивалась вечером. Но на этот раз туберкулез, с которым он боролся три последних года, начал одерживать верх. Как раз в тот момент, когда должны были начаться приготовления, у него пошла горлом кровь. Приступ оказался очень сильным, наступила ночь, но кровотечение все продолжалось. Несколько сот человек ожидали в синагоге, уповая и молясь, что он сможет выйти к ним. “Что я могу рассказать вам? – говорил он прежде, – Нет ничего выше, чем быть со мною на Рош-а-Шана”.

В конце концов он появился. Он был очень слаб. Посидев некоторое время, он начал говорить совсем тихим голосом. То, что он вообще смог закончить свою речь, противоречило всем законам природы. Было ужасно тесно из-за множества присутствующих, несколько человек в толпе потеряли сознание. Он говорил о будущем, о том, как весь мир будет наполнен знанием Б-га и мы увидим, что все, что происходит в мире, управляется Им, что все вокруг – это чудо. Все творения запоют новую песнь любви и доброты… Это была его последняя беседа на Рош-а-Шана, вообще его последняя беседа. В конце своего выступления он обратился ко всем присутствующим: “Неважно, из какого города вы пришли. Мои последователи должны возвратиться домой и объявить: “Всякий верящий в Б-га должен прийти к рабби Нахману на Рош-а-Шана.”

Две недели спустя он лежал в кровати, одетый в свои лучшие одежды. Кто-то привел в порядок его платье и смыл кровь с его бороды. Еле-еле, в такт своим мыслям, он крутил между пальцами шарик воска. Необычайно сильный порыв ветра пронесся по городу Умани, сбрасывая камни со склонов холмов. Сукка рядом с домом рухнула наземь. В другом месте внезапно вспыхнул огонь. Люди решили, что он ушел. “Ребе! Ребе! На кого ты покинул нас?” Но он слышал; он все еще был с ними. Он покачал головой, как бы говоря: “Я не покинул вас, упаси Г-сподь!”

Вскоре после этого он скончался. Некоторые из присутствующих говорили, что, хотя они и видели людей, тихо и мирно покидавших этот мир” – но никогда они не были свидетелями такой спокойной кончины.

Большое смятение воцарилось в комнате, люди начали громко рыдать. На следующий день тысячи скорбящих присутствовали на похоронах. Ребе Нахман был погребен 17 октября 1810 года в месте, которое он сам выбрал, – на старом кладбище в Умани, среди двадцати тысяч еврейских мучеников, убитых гайдамаками в этом городе около 40 лет назад.

* * *

Сентябрь 1991 года. На протяжении нескольких дней около десяти заполненных до отказа самолетов только из одного Израиля приземлились в Киевском международном аэропорту. Другие группы прилетели через Москву из Британии, Франции, Бельгии, США, Канады, Латинской Америки, Австралии… Некоторые избрали иные маршруты: поездом из Варшавы, автобусом из Бухареста… Но все пути сходились в Умани!

Канун Рош-а-Шана. Любой человек, обладающий самыми элементарными познаниями в истории” был бы поражен при виде сотен и сотен религиозных евреев, разгуливающих по улицам этого провинциального украинского городка, примерно в трех часах езды к югу от Киева. Местные жители застывают в изумлении. “Железный занавес” оказался прорванным. Центром всеобщего внимания является совершенно непривлекательное место в центре унылого квартала, застроенного серыми жилыми домами. Несколько местных жителей спешат по своим делам, на работу или в магазин. Играют дети, не обращая никакого внимания на значимость места, где они находятся. Около деревянных ворот, ведущих во двор обычного, старого, увитого плющом домика собирается большая толпа людей, оживленно беседующих на иврите, идише, английском, французском, русском… Какие-то местные типы предлагают обменять валюту, купить безделушки, подвезти на своей машине. Два милиционера мирно наблюдают за происходящим.

Вы пробираетесь через толпу на задний двор дома. Здесь тесно от множества людей, которые кажутся переполненными духовной энергией. Выглядят они совершенно по-разному: многие в черных шляпах и капотах, другие в строгих костюмах, третьи в свитерах, джинсах и кроссовках… Здесь есть старые и молодые, вплоть до самых маленьких мальчиков с длинными пейсами. У каждого человека – своя история, которая привела его сюда, в Умань, на Рош-а-Шана, на могилу ребе Нахмана. Наиболее густая толпа – у самой могилы, простой мраморной плиты, примыкающей к внешней стене дома. Это – единственное, что сохранилось от бывшего здесь когда-то кладбища. Напряжение захватывает вас. Все окружающие или молятся, или читают псалмы” или погружены в священные книги, или изливают свое сердце перед Создателем в своих собственных словах – путь к Б-гу, который более всего предпочитал ребе Нахман. Совершенно невозможно остаться безучастным.

Для того чтобы разместить прибывших, в близлежащих домах были сняты десятки квартир. Рядом с дорогой, ведущей к могиле, приблизительно в 250 метрах в сторону, находится большая фабрика, которая были переделана, чтобы вместить брацлавских хасидов на Рош-а-Шана. Всего лишь пять лет назад сама идея показалась бы невероятной! В советской России? Огромный цех был превращен в синагогу, вмещающую более двух тысяч молящихся. Другие цеха были преобразованы в общежития, заставленные армейскими кроватями. На кухне команда одетых в полиэтиленовые фартуки хасидов быстро готовит огромное количество кошерной еды, специально привезенной из Израиля, включая халы, рыбу, салаты, суп, цыплят… и даже специальные новогодние кушанья – “симоним” – яблоки и мед, гранаты” свеклу. Гордостью тех, кто все это организовал, является выложенная кафелем, обогреваемая миква, возведенная в течение нескольких дней местными рабочими.

Шесть часов дня. Золотое полуденное солнце исчезает, спускаются сумерки. Приготовления к празднику закончены. Многие одеты в кители – традиционные белые халаты. Синагога забита до предела. И наконец, наступает кульминация. Кантор выводит трепещущий, радостный призыв благословить Владыку мира: “Бо-орху…” И вся община взрывается страстным, громогласным ответом, который все длится и длится. Рош-а-Шана ребе начался.

Ребе Нахман

Все это на первый взгляд кажется несколько странным – оставить свой дом, чтобы провести один из наиболее важных дней еврейского календаря около какой-то могилы в маленьком городке где-то на Украине. Почему более двух с половиной тысяч человек буквально со всего света стремятся провести праздник вдали от своих жен, детей, семьи, друзей, вкусной домашней еды, чем влечет их к себе город Умань? Ответ заключается в понятии, которое обманчиво кажется простым: “цадик”. Если спросить не-хасида, что такое цадик – чаще всего можно получить ответы типа: “очень хороший человек”, “святой человек”, “очень набожный” и т.п. Однако эти ответы не дают объяснения той силе, которая заставляет множество самых различных людей, отнюдь не все из которых родились в хасидских семьях, стремиться в Умань, место, где ребе Нахман решил провести последние шесть месяцев своей жизни.

Имеется всеобщее заблуждение, что идея цадика была впервые введена основателями хасидского движения. На самом же деле Баал-Шем-Товом и его последователями были разработаны представления лишь о некоторых аспектах роли цадика в мире (хотя многие из этих положений, такие как хасидские династии, особая одежда и т.п. отсутствуют в учении ребе Нахмана). Сама же идея праведной личности и ее величия всегда являлась частью иудаизма. От Моше, Иегошуа бин Нуна, судей и далее в каждом поколении были свои цадики – духовные гиганты, которые вели людей, учили и руководили ими. Чтобы собрать все высказывания о роли цадика из Талмуда, мидрашей и книги Зоар, потребуется целая книга. Однако, так же как и понимание Торы в целом, наше понимание роли цадика ослабло в ходе истории, и как будто по иронии, это произошло в то самое время, когда мы особенно нуждаемся в нем.

Связывая небо и землю

Цадик ~ это человек, который достиг такого уровня самоконтроля и духовности, что все его мысли, чувства и действия, само его существование находятся в полном согласии с Б-жественной волей, что дает ему возможность необыкновенно тесного общения с Б-гом.

В сущности, отличие цадика от всех прочих людей состоит в его беспрецедентном контроле над сферой духа, что дает ему возможность соединять вместе физический и духовный миры. Однако при всей своей духовности цадик был и остается человеческим существом. В этом и заключается его сила. Он способен духовно направлять Тору в этот мир и помогать другим в их служении Б-гу.

Значит ли это, что цадик является посредником? И да и нет. Прежде всего, Б-г запрещает человеку полагать, что он нуждается в каком-либо промежуточном звене между собой и Вс-вышним, ни со стороны человека, ни, конечно же, со стороны Б-га. Далее, упаси Г-споди кого-либо от мысли, что есть кто-то еще, кто выполнит за самого человека какие бы то ни было религиозные обряды или избавит его от выполнения каких-то религиозных обязанностей… Мы не только в состоянии, но и обязаны принять на себя ответственность за нашу собственную жизнь и поступки и предпринимать наши собственные шаги, чтобы построить свои взаимоотношения с Б-гом. Если цадик и является посредником, то только в том смысле, что он сумел преодолеть физическую природу этого мира и может быть тем посредником, тем ферментом, который привносит в него духовность. Благодаря своим усилиям и достижениям цадик знает, что необходимо для истинного служения Б-гу.

Как правило, обычный человек не имеет достаточно ясного понимания духовного, необходимого для того, чтобы ясно воспринимать Б-жественную волю и знать, как служить Ему на практике. Он нуждается в ком-то, кто мог бы помочь ему.

Разве всегда мы знаем, как поступить? Можем ли мы сами понять, в каком направлении следует двигаться? И что происходит, когда из-за наших преступлений и ошибок мы отдаляемся от Б-га? Даже сама Тора, тот инструмент, который служит для передачи Б-жественной мудрости человеку, может на самом деле ввести в заблуждение того, кто пытается следовать ей без истинного руководства! Кто из нас может сказать, что он достаточно мудр, чтобы смотреть в Тору и точно понимать, чего она требует от него? Талмуд, Мидраш и Шулхан Арух неоднократно подчеркивают: для того, чтобы его понимание Торы было ясным, человек должен находиться под руководством хорошего учителя. Как говорится в Талмуде:

“Даже тот, кто учился, – до тех пор, пока он не получил знания от талмид-хахама, квалифицированного учителя, рассматривается как невежда” (трактат Брахот 47-а). Истинный цадик имеет способность взять наиболее возвышенные аспекты Б-жественного и представить их так, что самый простой человек может иметь к ним отношение. Цадик как бы определяет направление движения.

Но как ребе Нахман соотносится со всем тем, о чем мы только что говорили? Ребе Нахман всегда был разным для разных людей. Для своих последователей, брацлавских хасидов, он просто “ребе”, основной источник духовного руководства в их поисках Б-га. Некоторые знают его как прекрасного рассказчика: его сказки считаются классикой еврейской литературы. Для очень многих других он – выдающийся хасидский учитель, праправнук Баал-Шем-Това, вечно живой источник вдохновения, чьи уроки, беседы и притчи продолжают до сего дня зажигать и поддерживать людей; тот, кто выразил мудрость Торы совершенно по-новому, открыл совершенно новые возможности в каждой области бытия.

Оптимистическое послание ребе Нахмана – служение Б-гу в простоте и радости – затронуло глубокие струны в душах многих евреев, как тех, кто вырос в религиозной среде, так и тех, кто мало чем был связан с еврейской традицией.

Ребе Нахман родился в 1772 году. В возрасте 18 лет он уже начал привлекать к себе последователей. Многие из его хасидов были сами по себе выдающимися учеными и каббалистами, некоторые намного старше его. Ребе Нахман скончался в возрасте 38 лет, но и после его смерти его влияние остается мощным и актуальным. Сначала его учение распространялось по свету устно, а затем и в печатных изданиях. Сегодня его идеи изучаются как евреями, так и неевреями, и, в свою очередь, стали предметом большого количества литературы, академической и популярной, на английском, французском, русском, идише и, конечно же, на иврите.

Почему Умань?

Название брацлавского хасидизма происходит от городка Брацлав (Брацлав – город на Украине, недалеко от Винницы, на берегу реки Буг. В английском и ивритском произношении – Бреслав, поэтому браславских хасидов часто называют бреславскими), где ребе Нахман провел большую часть из восьми последних лет своей жизни. Как же в брацлавском хасидизме появилась Умань? Почему ребе хотел быть похоронен именно там? Никто, конечно же, не может утверждать, что он точно знает, о чем думал рабби Нахман. Однако если мы мысленно перенесемся на двести лет назад и посмотрим, что представлял из себя этот город тогда, многое начнет проясняться.

Парк Софиевка в Умани. Фото А. Шмулевича
В определенном смысле, Умань была местом соединения противоположностей. В 1768 году, за сорок два года до кончины ребе Нахмана, Умань, входившая тогда в состав Польши, являлась гарнизонным городом. С приближением армии украинских повстанцев – гайдамаков – многие тысячи евреев со всей округи бежали в Умань в поисках спасения. Когда гайдамаки появились под городскими стенами, комендант города в обмен на обещание пощадить всех неевреев открыл городские ворота, и гайдамаки ворвались в город. Они установили крест и предложили евреям выбор: креститься или погибнуть. Все без исключения предпочли смерть. За три дня двадцать тысяч евреев погибли мученической смертью, освятив имя Вс-вышнего.

Когда однажды (за восемь лет до своей кончины) ребе Нахман проезжал через Умань, он обратил внимание на городское кладбище и говорил о нем в самых возвышенных выражениях. “Как прекрасно было бы покоиться на этом кладбище” – сказал он.

Однако в то время Умань оказалась знаменитой и по другой причине, а именно благодаря присутствию в городе евреев совершенно нового типа, чьи принципы и подход к жизни кардинально отличались от тех, что исповедовали двадцать тысяч мучеников. Парадоксально, но именно Умань стала одним из первых в России центров движения “Хаскала” – Просвещения.

“Хаскала” зародилась в Германии, однако к тому времени она начала распространяться и на Восток, в районы, в течение столетий бывшие бастионами ашкеназийского еврейства – Польшу, Украину и Россию. Это было время беспрецедентных философских исканий, когда многие понятия, ранее определявшие место человека в мире, оказались пересмотренными. Ведущие интеллектуалы того времени отвергли представление о том, что человек подчинен Б-гу, они хотели разорвать все связи с Б-жественным. Все это оказало влияние и на еврейский мир. Традиционно споры на религиозные темы концентрировались вокруг вопросов о том, как именно нужно выполнять мицвот – предписания Торы, например, чтение молитвы “Шма” – в какое время ее следует читать, стоя или сидя и т.п. Теперь, однако, все изменилось, и люди стали ставить под сомнение саму необходимость чтения “Шма” – так же как и выполнения других мицвот.

В отличие от сегодняшнего дня, понятия “ортодоксальный еврей” тогда не существовало. Человек или был просто евреем, или не был евреем вообще. Из-за враждебности окружающего мира большинство евреев практически не имели иного выбора, кроме как жить внутри своей замкнутой общины. Однако вследствие нового политического климата, воцарившегося в Европе, “равенство” было обещано всем – даже евреям. Впервые они получили доступ в нееврейское общество и в нееврейскую культуру! Но цена, которую за это пришлось заплатить, оказалась высока: талес и тфилин надо было оставить за дверью. Перед лидерами поколения встала трудная задача: найти новые пути, которые позволили бы миру, основанному на соблюдении Торы, устоять против волны ассимиляции, смывающей все на своем пути. Но для многих обещания “полного равенства” звучали слишком заманчиво, и они готовы были заплатить за это любую цену.

Ребе Нахман сказал своим последователям холодящие душу слова: “Мы сейчас находимся вблизи конечного предела еврейского народа, в том месте, где кончаются его границы… В этом месте он очень далек от Г-спода” (Хаей Моѓаран, 193).

Сторонников ассимиляции в Умани возглавляла группа из трех человек. Ребе Нахман являлся единственным хасидским лидером, который был в состоянии общаться с ними, и эти люди сами пригласили его перебраться в Умань. Тогда ребе ответил, что для этого еще не пришло время. Но восемью годами позже, когда он приехал в этот город, чтобы умереть там, он проводил со сторонниками ѓаскалы долгие часы, играя в шахматы и т.п., чем немало удивлял своих последователей. Ребе имел обыкновение обсуждать с ними буквально все, что происходит под солнцем… кроме вопросов Торы. Однако один из этих людей, Гирш Бер, рассказывал впоследствии, что во время любой беседы ребе как будто говорил ему: “Б-г существует”. Позже, после смерти ребе, Гирш-Бер сказал самому выдающемуся из учеников ребе – реб Носону (Носон (идиш) – на иврите это имя произносится как Натан): “Вы потеряли ребе? Это мы потеряли ребе! Если бы ребе был жив, мы бы полностью раскаялись и стали бы цадиками”.

К продолжению  

С наследием раби Нахмана на русском можно познакомиться здесь

Редакция Бреслев Израиль сердечно благодарит рава Хаима Шмулевича за любезное разрешение опубликовать этот текст и за содействие в публикации.